Мечтай о невозможном - [166]

— Спасибо, господин доктор Клагес, — сказал Альдерманн. — Теперь вы, Томас, пожалуйста!

В голосе хирурга доктора Томаса Меервальда послышался гортанный тирольский акцент:

— Ни за что на свете я не хотел бы делать вашу работу, дорогой доктор Клагес! Вечная борьба с бюрократами должна превратить вашу жизнь в настоящий ад. Но случай Горана совершенно другой. В его случае речь не идет, как в случае маленького Робина Зигриста, о рейтинговой войне между телевизионными каналами, о газетной погоне за сенсациями и о трибуне для недобросовестных политиков. В случае с Робином мы имеем дело с противодействием матери, целительницы и большей части настроенной против нас общественности, настроенной при помощи самых грязных и душещипательных трюков. Наоборот, господин Фабер и фрау Мазин желают, чтобы мы с помощью трансплантации спасли жизнь мальчику. Они на нашей стороне и окажут нам поддержку и помощь, где только это будет возможно. Не стоит совершать и другую ошибку, действуя так, как будто такое решение нам предстоит принять впервые в жизни. Я делал это, по меньшей мере, раз двадцать, и с вами тоже ничего страшного не случится. Это неприятно, но это входит в нашу работу. Далее: многие статистические данные о побочных явлениях при приеме медикаментов после операции, которые были здесь названы, не соответствуют действительности — если принимать во внимание каждый конкретный случай. Статистика всегда оставляет возможность для произвольной интерпретации. Не каждый пациент после трансплантации сходит с ума от болей, не все родственники молятся о его смерти, и тем более неверны данные о столь низкой продолжительности жизни у больных после повторной трансплантации — и снова, если принимать во внимание какой-то конкретный случай, я провел повторную трансплантацию печени у пятнадцати пациентов, восемь из них живы, один прожил уже более шести лет. Я знаю Горана так же давно и хорошо, как и мой друг Белл. Горан нам очень нравится. Даже если бы это был не тот случай, мы все равно должны были бы попытаться спасти его жизнь. Он не относится к тем пациентам, которым мы, исходя из неблагоприятных предпосылок, должны позволить умереть. Нет, Горан не такой пациент. У него имеется хороший шанс на полное выздоровление. Поэтому мы должны провести трансплантацию.

Томас Меервальд замолчал, и на несколько секунд в большой комнате наступила полная тишина.

Наконец заговорил Альдерманн:

— Я совершенно согласен с мнением Томаса, Мартина и Юдифи. Я совершенно не согласен с мнением, которого придерживаетесь вы, доктор Клагес, или вы, «святой Георг», или вы, Пауль. Вы составили себе чересчур трагическое представление о характере Горана и его видах на будущее. Вы сделали акцент на негативном. Я вынужден напомнить вам, что нам удавалось спасти детей, которые пережили несравнимо более трагические события, чем Горан. Наша задача — спасать человеческие жизни, а не идти на поводу у несовершеннолетних детей с их мыслями о смерти. Сколько раз уже нам приходилось сталкиваться с растерянностью пациентов, подобных Горану! Если большинством голосов будет решено сохранить жизнь Горану, то у нас есть все, чтобы сделать попытку сделать это — ради пациента и ради нас самих. Потому что в жизни есть только один грех — это грех потерять мужество. Те, кто высказались за то, чтобы позволить Горану умереть, приводили тяжелые аргументы. Нам предстоит принять трудное решение. Однако такова наша с вами профессия: никогда не бывает так, чтобы риска совсем не существовало. Как часто мы близки к тому, чтобы потерять мужество и надежду! Однако мы обязаны, коль скоро мы не «сгоревшие» люди, продолжать работать. Я отдаю свой голос за трансплантацию!

Альдерманн откинулся назад на спинку стула.

— На этом, — проговорила Юдифь Ромер, — голосование закончилось с результатом четыре голоса «за» трансплантацию и три — «против».

— После ваших коротких выступлений, — предложил Альдерманн, — давайте приступим собственно к прениям! Каждый голос равнозначен.

В двадцать один час один из присутствовавших отказался от своих тяжелых сомнений в данном вопросе. За операцию проголосовали пятеро против двух.

В двадцать два часа тридцать пять минут еще один человек присоединился к мнению Меервальда. За трансплантацию проголосовали шестеро против одного.

В полночь один вернулся к своему первоначальному мнению и отдал голос против трансплантации. Пять к двум.

В час двадцать, во вторник, 13 сентября: один снова счел свои сомнения в правомочности повторной пересадки печени непреодолимыми. Соотношение голосов снова стало четыре к трем.

3

Около трех часов утра Белл прошел в голубом свете ночного освещения по коридорам клиники в свой рабочий кабинет. Отперев комнату, он включил свет. Дверь захлопнулась за ним. Через некоторое время до Фабера, который дожидался в темной части коридора, донесся стук пишущей машинки. Он помедлил, затем подошел к двери кабинета Белла и постучал.

Ответа не было.

Машинка продолжала стучать. Фабер, у которого поверх пижамы был надет халат, снова постучал.

Снова никто не ответил.

Фабер осторожно открыл дверь. Он увидел, что Белл сидел за письменным столом и печатал. Врач сидел к нему спиной.