Мечтай о невозможном - [157]

— Может быть, что в комнату вошла фрау Монтевиво?

— Да, я думаю… Милостивый боже, это просто ужасно!

Шарлотта Калмар исчезла с экрана.

Ведущий: Врачи Детского госпиталя Святой Марии в Вене тоже смущены всем происходящим. Мы беседовали с заведующим отделением доктором Мартином Беллом. Он сказал…

Белл появился на экране.

Врач с густыми, коротко подстриженными черными волосами стоял неподалеку и с видимым усилием пытался сдержать отрицательные эмоции:

— Если бы мы хотя бы догадывались, что фрау Зигрист является фанатичной поклонницей нетрадиционной медицины и обратится за помощью к фрау Монтевиво, мы бы, наверное, по-другому говорили с этой несчастной матерью.

Журналист: И как же?

— Мы бы показали ей данные нашей статистики. До настоящего времени более девятисот больных раком детей — пациентов нашего госпиталя — полностью восстановили свое здоровье. Эти дети — доказательство действенности наших методов лечения.

Ведущий: Матери и отцы больных раком детей тоже не выказали поддержки поведению фрау Эллен Зигрист. Мы побеседовали с фрау Герминой Лайтнер, которая входит в родительский комитет Детского госпиталя Святой Марии…

Новые кадры.

Молодая женщина стоит в игровой комнате больницы и говорит:

— Что происходит с этой матерью? Почему она отказывает своему ребенку в лечении? После третьей или четвертой неудачной попытки я могла бы ее понять. Но в первый раз, и при таком благоприятном прогнозе?

Журналист: Ваш сын Феликс проходил лечение в Детском госпитале Святой Марии?

— Да. У него был рак печени, и в конце концов его удалось спасти при помощи пересадки новой печени.

— Горан наверняка смотрит сейчас это, — заметила Мира.

— Но то, что было здесь сказано, может только добавить ему мужества, — сказал Фабер.

— Я понимаю потрясение родителей, чьи дети заболевают раком, — продолжала Гермина Лайтнер. — Я понимаю также страх родителей перед лечением. Феликса прооперировали три года назад, и с тех пор он совершенно здоров, об этом говорят все последующие обследования, которые мы регулярно проходим — и сейчас в том числе! Я лично была свидетелем заботливого, доброго и дружеского отношения врачей, сестер и санитаров к Феликсу, когда он здесь лежал. Маленького белого матерчатого тюленя, которого они ему тогда подарили, он до сих пор повсюду носит с собой. Он охотно приходит сюда на обследования. Здесь лечатся его друзья. Он никогда не забудет этот госпиталь, и я тоже не забуду его…

— Да, ты прямо сидя засыпаешь! — воскликнула Мира. — Немедленно ложись в кровать, Роберт!

Фабер проспал до шестнадцати тридцати. Потом он встал, принял контрастный душ и сел, испытывая странное сочетание страха, надежды и суеверия («Если я буду продолжать работать, то Горан переживет все кризисы»), за пишущую машинку. Людмилла принесла большой термочайник с чаем. Мира уехала на такси к Горану, пока он спал. Когда Людмилла около восьми вечера ушла домой, оставив холодные закуски в холодильнике, Фабер все еще стучал на старом добром механическом «триумфе» — ему так и не удалось приспособиться даже к электрической машинке, не говоря уже о компьютере. В свете настольной лампы он прослушивал свои записи, читал заметки, печатал, снова прослушивал записи, снова печатал. Ему было совершенно ясно, что он должен продолжать работать, несмотря на все, что происходит с Гораном, так как это может продолжаться месяцами и даже годами, до тех пор пока мальчик окончательно не выздоровеет — если ему вообще суждено выздороветь.

12

— Роберт!

Словно издалека он услышал ее голос.

— Роберт!

Он медленно приходил в себя и наконец открыл глаза. Понадобилось некоторое время, чтобы он осознал, что спал.

— Сколько сейчас времени?

Она сидела на краю кровати.

— За полночь.

— Как дела у Горана?

— Без изменений. Как меня зовут, Роберт?

Очень медленно он окончательно пришел в себя.

Длительные часы работы совершенно измотали его.

— Скажи, как меня зовут!

— Тебя зовут Мира!

— Ты уверен?

— Мира, да что с тобой такое?

— Почему ты зовешь во сне другую женщину?

— Я звал другую женщину?

— Да, ты звал. Несколько раз. Мне сказать тебе, кого ты звал?

— Натали?

— Нет, не Натали.

— Кого же тогда?

— Дженни.

— Дженни…

Они посмотрели друг на друга. Ни один не проронил ни слова.

— Ты не можешь вспомнить? — спросила наконец Мира.

— Нет… или подожди, да, я помню…

Он сел на кровати. Теперь он окончательно проснулся.

— Дженни Эпплтон! Мне снилась Дженни Эпплтон…

— Дженни Эпплтон? Кто это?

— Девочка из одного из самых прекрасных романов, которые я знаю. Автора зовут Роберт Натан, американец. «Портрет Дженни» вышел в сороковом году, в сорок девятом появился немецкий перевод. Тогда-то я и прочитал этот роман…

Фабер говорил медленно, взволнованный историей книги, которую никто больше не знал, написанную автором, которого никто больше не помнил, и все же это существовало: книга, история, автор, Дженни Эпплтон.

— Бедный художник встречает в тридцать восьмом году в Центральном парке в Нью-Йорке маленькую девочку. Маленькая девочка, та самая Дженни, одета в странную старомодную одежду и рассказывает о своих родителях, артистах в знаменитом варьете «Хаммерштайн», которые были гвоздем программы сезона тысяча девятьсот десятого года…