Мечта Пандоры - [8]

Послышались шаркающие шаги.

— А вот и папа, — сказала Анна.

Из-за стеллажей появился согнутый старик в вельветовой куртке, поправил старинные роговые очки.

Мы немного поговорили. Я явно не был в ударе — вдруг забыл, какие вопросы следует задавать инспектору. Кажется, этого никто не заметил.

Старик любовно гладил корешки:

— Книги — это моя давняя страсть. У меня и дома неплохая библиотека. Старая классика. Есть издания прошлого века. Конечно, сейчас принято держать звукозаписи — знаете: группа артистов читает «Войну и мир». Не спорю, есть удачные трактовки, но я привык сам. А мода — бог с ней, с модой.

Я все время смотрел на Анну. И она тоже смотрела, без смущения. Элга прекратила улыбаться.

Когда молчать дальше стало неудобно, я обратился к старику:

— Сегодня у вас новый Спектакль?

Он вздохнул:

— Не любитель я этих Спектаклей. Но директор требует, чтобы присутствовали все. Так сказать, на месте изучали дух молодежи.

— А вы там будете? — спросила Анна.

— Обязательно, — заверил я.

— Я приду, — сказала она.

Мы вышли. Элга обиженно молчала. У нее исчезло все оживление. Мы поднялись на второй этаж. Она грустно посмотрела на меня:

— Вот так всегда. Разные хухрики липнут, а стоит познакомиться с серьезным человеком, как он смотрит только на нее.

— Я не серьезный. Я веселый и легкомысленный, — отозвался я.

— И ничего в ней нет, — уверила меня Элга. — Подумаешь, книги…

Мы расстались. Я не назначил Элге свидания, и она ушла разочарованная.

4

Днем было проведено короткое радиосовещание. Я доложил о квартире. У Августа мое сообщение восторга не вызвало.

— Случайность? — буркнул он. — Ладно. Разберемся. Подключим полицию. В конце концов, по документам ты — гражданин. Пусть обеспечат твою безопасность как гражданина.

Я выразительно молчал. Конечно, полиция могла бы кое-что выяснить, но, с другой стороны, тут же начались бы ненужные расспросы — кто? зачем? почему?

— Ладно, — проницательно посмотрел на меня Август. — Посмотрим. Это я беру на себя. Как ты считаешь, имеет смысл менять квартиру?

— Нет. Я засветился еще до входа в операцию. Утечка информации где-то на самом верху.

— Что еще?

Я рассказал о своих впечатлениях от Дома, сделав акцент на директоре и черноглазом парне, которого видел в танцевальном зале.

— Значит, ничего нового, — подытожил Август. Покашлял. — Работа по раскрытой группе тоже ничего не дала.

— Вы же одного взяли, — напомнил я.

— Как ты помнишь, включенные фантомы в случае провала кончают самоубийством, — сказал Август.

— Но ваш — жив.

— Пока жив. Была попытка выброситься из окна, попытка разбить голову о стену. Сейчас его держат в специальном помещении под непрерывным контролем. И конечно, он молчит. Это тоже в программе. И будет молчать. У МККР пять живых фантомов, они молчат уже полгода.

Он опять покашлял и сказал жестко:

— Плохо работаем. Прежде всего нам нужен старший группы. Не фантом. Не блокированный. Старший, который знает код включения программы.

— Или слово власти, — добавил я.

— Нам нужен старший, — как бы не слыша меня, повторил Август.

Потом мы немного поговорили с Кузнецовым. Он был настроен гораздо оптимистичнее, хотя и не объяснил почему. Мне показалось, что он чего-то недоговаривает, и я прямо сказал ему об этом.

— Терпение, Паша, — засмеялся Кузнецов. — Мне самому многое неясно. Не хочу тебя сбивать: смотри свежими глазами.

Я немного подумал и решил, что он ничего не знает. Просто морочит мне голову.

Вечером я поехал на Спектакль.

Говоря о популярности Дома, директор не преувеличивал. Уже за несколько кварталов до него движение было закрыто. Улицы заполняла разноцветная и удивительно тихая толпа. Я плечом раздвигал покорные спины. Когда вглядывался в лица, то видел, что в глазах у всех стояла глубокая тоска.

При входе дежурила полиция. Между оцеплением и толпой было метров десять свободного пространства. Чувствуя, как на мне фокусируются взгляды, я пересек его, назвал свою фамилию. Мне открыли турникет, и в это время из толпы выскочил длинный парень в комбинезоне с сотнями молний. Лицо у него было раскрашено флюофорами — правая щека мерцала красным, левая — желтым. Он пронзительно закричал: И меня! И меня! — и, растопырив ладони, кинулся в проход. Его перехватили. Он вырывался из рук, взметая синие волосы. Толпа смотрела безучастно. Полицейские изредка переговаривались.

Я поднялся наверх.

Зала как такового не было. В три несуществующие стены его било море. Тяжелые, отсвечивающие изнутри зеленью волны обрушивались на песок. Дул порывистый, пахнущий йодом, ветер. Соленые брызги летели в лицо. Море простиралось до горизонта и сливалось там с синим южным небом. В центре тянулась широкая песчаная отмель. Ее окружали джунгли — буйное переплетение узловатых стволов корней и глянцевых листьев. Скрипуче кричали невидимые птицы. Доносился перекатывающийся рык тигра.

По отмели прогуливались зрители, поглядывали на часы. Некоторые забредали в воду, долго смотрели на горизонт.

Сбоку от вдающейся в море песчаной косы тяжело покачивалось на волнах, скрипело старинное судно с двумя мачтами, на одной из которых бился на ветру черный флаг с черепом и костями. Борта его, украшенные причудливой резьбой, побелели от воды, медная обшивка позеленела, из квадратных амбразур выглядывали масляные дула пушек. На его носу деревянная женщина с распущенными волосами подалась вперед, открыв рот в беззвучном крике.