Мечта на поражение - [2]

Но ведь и это было не все!

Под конец Гупи достал из баула закрытую пластиковой крышкой трехлитровую банку, а в ней – два гомункулуса!

Тут уж, точно, все рты поразевали.

А Крыс сразу за тугриками полез – как бы новичок свои бирюльки кому другому не предложил. И, надо сказать, рассчитался он с Гупи по-честному. Большую часть отвалил тугриками, а остальное – оружием и снаряжением.

Хотя потом, когда выпив чашку кофе, Гупи из бара ушел, Крыс, глядя ему вслед, головой покачал сочувственно.

– Удачливый, поганец, да только долго не протянет. Зона особо удачливых-то не любит.

В тот раз не только Крыс, но, пожалуй, и все, кто находился в баре, решили, что новичку просто несказанно повезло. Такое порой случается. Сходит новичок в Зону, залезет туда, где никто не бывал, притащит бирюлек дорогих, напьется на радостях, покутит во всю душу, а во вторую ходку сгинет без следа. К тому же, даже приодевшись, как подобает, Гупи мало походил на сталкера. Ростом он был под два метра, но при этом тощий, как сталинский зэк, с плечами, на вид такими немощными, что странно было, как с них лямки рюкзака не сваливаются. Лицо у Гупи было узкое – кто-то даже пошутил, что у него, мол, только профиль и есть, – с острым подбородком, длинным, крючковатым носом, чуть раскосыми, близко посаженными глазами и большими, будто приклеенными к черепу ушами. А в довершение всего – тоненькая ниточка черных усов на губе. Не сталкер, жизнью тертый, а сутенер средиземноморский. Однако ж, ходил Гупи раз за разом в Зону и возвращался целым и невредимым. А за бирюльки, что он приносил, торговцы едва не с ножами друг на друга кидались. Каждый знал, любая такая бирюлька, хоть и стоить будет дорого, но окупится втройне. Это как минимум.

Привычки у Гупи были тоже странные. Для сталкера странные. Во-первых, он не курил. Во-вторых, не потреблял спиртного. То есть абсолютно! Ни капли в рот не брал. Даже за компанию. Может, потому и компаний ни с кем не водил. В-третьих, в азартные игры не играл и денежных ставок ни на что не делал.

Впрочем, была у него своя слабость. Гупи жить не мог без кофе. Причем кофе ему требовался настоящий, свежесваренный, а не полуостывшая бурда из термоса и, уж ни в коем случае, не растворимый порошок. Поэтому, куда бы ни шел Гупи, у него при себе всегда имелся пакетик молотого кофе и старый жестяной кофейник, который можно было ставить прямо на угли.

Комар не раз предупреждал Гупи:

– Кончай ты эту дребедень, старина! Не доведет она тебя до добра! Когда ты себе кофе варишь, запах по всей Зоне идет!

– Ну и что? – делал вид, что не понимает, о чем речь, Гупи.

– А то, что выследить тебя по нему – плевое дело!

В ответ на это Гупи недоумевающе кривил губы.

– Когда ты куришь, табаком тоже здорово воняет.

– Так то ж табаком. Ты много некурящих сталкеров видел? А кофе на костре ты один себе варишь.

– А кровососу все равно, что кофе, что табак. Почует запах и выйдет на тебя.

– Я что, про кровососов с тобой толкую? – возмущенно бухтел Комар.

– Про кого ж тогда? – удивленно поднимал брови Гупи.

– В Зоне есть тварь пострашнее кровососа, – при этих словах Комар чуть понижал голос. – Человеком зовется. И все вокруг знают, что тебе на бирюльки везет, как никому другому.

– Мне не везет, я просто умею искать.

– Да какая разница! Смотри, Гупи, нарвешься на мародеров. А то и из молодняка кто на твое добро позарится.

– Я буду осторожен, – обещал Комару Гупи.

И он, действительно, был осторожен. Чертовски осторожен.

Но кофе продолжал варить.

То ли, из принципа, то ли, действительно, не мог от него отказаться.

В конце концов, без слабостей – это и не человек даже. А та, что у Гупи, – не самая плохая…

Привстав, Гупи снял крышку с кофейника и помешал закипающий кофе ложкой. Вырвавшийся из-под крышки горьковатый аромат, сразу перекрыл запах болотной прели с металлическим привкусом, которым тянуло с берега озера.

Где-то вдалеке гулко ухнула ночная птица. Словно в ответ ей завыл, протяжно и грустно, так, что душу наизнанку выворачивало, чернобыльский пес.

Гупи довольно улыбнулся, натянул на руку плотную кухарскую рукавицу с золотой рыбкой и снял кофейник с огня. Схрон, в котором он собирался коротать эту ночь, был надежным. Почти как сейф, в котором Крыс хранил свои тугрики. Впервые обнаружив это местечко пару лет назад, Гупи с тех пор регулярно им пользовался. Схрон находился неподалеку от озера Янтарь, причем в таком удачном месте, что его стороной обходила волна психотропного излучения, накрывающая берега озера всякий раз, когда под его дном начинал работать радар. Пакостная штука – психотропный радар. Пакостная, потому что непонятная. Мозги вышибает на раз. Гупи доводилось видеть людей, тупо топающих по гулким крышам затопленных в озере машин к самому его центру. Зачем? Да кто ж его знает! Назад уже никто не возвращается. Поэтому даже зомби стараются обходить эти места стороной. От грешка, что называется, подальше. Когда-то облюбованный Гупи схрон, был, по всей видимости, входом в систему военных бункеров, переходы между которыми, как говорят, тянутся под Янтарем. Должно быть, рвануло в этом бункере что-то капитально, так что стены и потолок обрушились. Если пройти вглубь схрона, то метров через семь упрешься в завал. Хороший завал, капитальный. Можно не опасаться, что какая-нибудь тварь из-под земли выползет. Те же бюреры в оставленных военными подземных коммуникациях кишмя кишат, плодятся и размножаются, в полном соответствии с божьим наказом. А перед входом в схрон костерок горит. Снаружи его не видно – Гупи проверял, – но, ежели кто сунется, сразу силуэт на фоне огня высветится. А у Гупи под рукой автомат с подствольником – шарахнешь в упор, так и кровососа наружу вынесет.