Мечта для нас - [81]

– Кромвель ничего не знает. Только вы, ребята, в курсе.

– Тогда поговори с нами. – Я с тревогой смотрела на брата. – Как ты сейчас?

– Грущу, – ответил он, разбив вдребезги остатки моего бесполезного сердца. – Из-за тебя. Я волнуюсь о тебе, а не о своей голове.

Облегчение несколько ослабило боль в груди – в последнее время она мучила меня постоянно.

Истон улыбнулся, так что мне стало тепло на душе, и протянул руку, оттопырив мизинец. Я ухватилась за него своим.

– Обещаю.

Я улыбнулась и снова откинулась на подушку. Веки налились тяжестью.

– Все будет как в прошлый раз. – Я повернула голову, не отрывая ее от подушки, и поглядела на брата. Тот выгнул бровь. – Я про грядущую операцию. – О том, что операция может не состояться, я промолчала, как и о том, что подходящее сердце может не найтись. Никогда не позволяла себе высказывать такое вслух, чтобы не лишать родных надежды.

Лицо Истона болезненно исказилось – очевидно, в его душе тоже боролись боль и призрачная надежда. Я улыбнулась и сказала:

– Я проснусь, а вы будете рядом со мной: ты, мама, папа и…

– И Кромвель, – закончил за меня Истон.

Я посмотрела в глаза брату и, собрав все мужество, о наличии которого даже не подозревала, повторила:

– И Кромвель.

Выражение его лица неуловимо изменилось.

– Думаю, он тебя любит.

Слова брата меня обескуражили. Сердце бухало в груди, как баскетбольный мяч, из которого медленно выпускают воздух – я слышала, как оно тяжело и неровно бьется. На миг я потеряла дар речи. Истон продемонстрировал мне сжатый кулак, и я увидела, что костяшки пальцев покраснели.

– Сегодня ночью я ему врезал.

– Нет, – прошептала я. На большее сил у меня не хватило.

– Я видел вас двоих в Чарльстоне. Видел, как ты его целуешь. – Я почувствовала, как жар приливает к щекам. – И я видел, как ты на него смотришь. – Истон вздохнул. – И как он на тебя смотрит.

– И как же?

– Как будто ты для него – воздух. Как будто ты – вода, способная залить бушующее в его душе адское пламя.

– Истон, – выдохнула я. От счастья мне стало тепло.

– Я должен был удостовериться, что он тебя не обидит. – Истон снова сдвинул напульсник так, чтобы тот закрывал шрам на запястье. – Мне нужно было убедиться, что ты для него не просто развлечение. – Он помолчал, потом грустно проговорил: – Особенно сейчас.

Я улыбнулась, хотя губы дрожали.

– Ты всегда обо мне заботишься.

– Всегда, Бонни. И впредь буду заботиться. – Он улыбнулся – словно солнце выглянуло из-за облаков в осенний день. – Я же твой старший брат, помнишь?

Я возвела глаза к потолку:

– Да уж, ты на целых четыре минуты старше.

Он перестал улыбаться.

– Неважно. Все равно я твой старший брат и должен был убедиться, что Кромвель тебе не навредит.

– Он мне не навредит, – выпалила я, не задумываясь. На душе у меня вдруг стало очень спокойно, потому что я поняла, что это правда. Я знала: Кромвель не сделает мне больно. Я вспомнила о его темно-синих глазах, о растрепанных волосах и оливковой коже, о татуировках, покрывающих его тело, о сверкающих колечках пирсинга, и мое ленивое сердце снова начало биться быстрее и ритмичнее.

Кромвель Дин давал моему сердцу силы.

– Он тебе тоже очень нравится, да? – спросил Истон. Я посмотрела ему в глаза и немедленно покраснела: пока я мечтала о Кромвеле, брат за мной наблюдал.

– Он не такой, как все думают. – Я обвела кончиком пальца розочку на покрывале. – Да, он мрачный и резкий. Когда мы только познакомились, он вел себя просто ужасно. – В памяти зазвучало эхо сочиненной Кромвелем музыки, и мне показалось, что мое тело стало невесомым, и я вот-вот воспарю над кроватью. – Но теперь все изменилось.

– Вот как?

Я покачала головой:

– Он… Он очень обо мне заботится. Держит меня за руку и отказывается отпускать. Хочет быть со мной, даже если мы просто сидим и молчим. А главное, он показывает, что я ему небезразлична – так, как умеет. – Я посмотрела на пианино и представила, как Кромвель сидит за ним, а его руки порхают по клавишам. – Он приносит музыку в мой тихий мир, Истон. – Я улыбнулась, чувствуя тепло в груди. – Он играет для меня, а это говорит моему сердцу больше, чем все слова в мире.

Я попыталась подыскать слова, чтобы выразить свою мысль, но в тот момент мне казалось, что я никогда не смогу найти их и описать, что для меня значили отношения с Кромвелем.

– Кромвель мало говорит, но его мелодии и ноты просто кричат о его чувствах. – Я глубоко вздохнула, и легкие словно обожгло огнем, и все же мне хватило воздуха, чтобы сказать: – Знаю, я эгоистка, но я не могу найти силы, чтобы его прогнать, Истон. – Наши взгляды встретились, и я увидела слезы в глазах брата. – Я знаю, что меня ждет, и знаю, что будет очень тяжело. – Я собралась с духом и продолжала: – И я чувствую себя сильнее, когда Кромвель рядом. – Я представила, как мы с ним сидим на табурете перед пианино: он играет, а я уткнулась головой в его мускулистое предплечье. Как он рассказал мне нашу историю при помощи восьми нот и идеальных квинт. – Можешь считать меня сумасшедшей, наверное, это прозвучит поспешно и напыщенно, но… он говорит с моей душой. Кромвель сломлен и мрачен, я это знаю. И все-таки он впустил меня в свой мир. С первой минуты нашей встречи его музыка нас соединила, и теперь мы уже не можем существовать отдельно друг от друга. – Я покачала головой. – Он говорит, что я его вдохновляю, что со мной ему хочется играть. Я пробудила что-то в его душе.