Мечта для нас - [110]

Меня охватило чувство вины. Я же видел, как блекли цвета на картинах Истона, но думал, что это из-за его сестры.

Полиция уже приходила. Смерть Истона квалифицировали как самоубийство, но мы и так об этом знали. Еще полицейские принесли письмо. Его нашли в машине Истона, и оно было адресовано Бонни. Миссис Фаррадей стиснула письмо в пальцах, словно оно могло вернуть ей сына.

Я вышел из больницы и достал пачку сигарет, но остановился, не закурив. Посмотрел в солнечное небо, на птиц – их звонкие трели проплывали у меня перед глазами горчично-желтыми вспышками, – на сухие листья, шуршащие бронзовым цветом, и бросил сигарету на землю. Потом подошел к урне и выбросил туда всю пачку.

Обессиленный, я опустился на ближайшую скамейку, и меня накрыло. Охватили настолько сильные эмоции, что я с трудом мог дышать. Хотелось бежать в музыкальный класс и излить накопившееся напряжение, однако стоило подумать о музыке, как я вспомнил о Льюисе. Пришлось напрячь все силы, чтобы побороть злость, грозившую меня уничтожить.

Появившийся в моем сознании музыкальный рисунок напомнил о том дне, когда я впервые играл на пианино, когда цвета указали мне путь. Сначала я слышал звуки скрипки, потом заиграла флейта, затем вступило пианино. Музыка рассказывала историю рождения музыканта, историю о том, как отец сидел рядом с мальчиком, поощряя его стремление. Вступила виолончель, и я словно увидел призрак своего отца. Я зажмурился, а история продолжилась.

Чья-то рука сжала мое плечо. Я вздрогнул и поднял глаза.

– Она очнулась, – сказал мистер Фаррадей.

Я сглотнул.

– Она знает?

Он покачал головой:

– Вечером ее отключат от системы искусственной вентиляции легких. – Он кивнул, демонстрируя силу духа, которой я так восхищался. – Очень скоро мы расскажем.

Я поднялся и следом за мистером Фаррадеем пошел в больницу, по коридору, ведущему к палате интенсивной терапии, где лежала Бонни. Вымыв руки, я вошел. Бонни смотрела на меня: в горле у нее была трубка, закрывавшая губы, и все же я увидел улыбку в ее глазах.

Она сдержала обещание: выжила.

– Привет, малышка. – Я крепко сжал ее пальцы, наклонился и поцеловал девушку в лоб. Губы у меня дрожали, я ненавидел себя за то, что знаю нечто, что может уничтожить мою любимую. Пальцы Бонни пожали мою руку в ответ. Я закрыл глаза, изо всех сил сражаясь с подступившими слезами. – Ты у меня такая храбрая, малышка, – сказал я, усаживаясь возле кровати. По щеке Бонни скатилась слеза.

Глаза девушки начали закрываться, усталость взяла над ней верх. Я сидел возле ее постели так долго, как только смог. Потом я остался в комнате ожидания, пока родители Бонни навещали дочь. Когда наступила ночь, врач выпроводил нас из палаты, чтобы отключить Бонни от аппарата искусственной вентиляции легких. Когда он наконец вышел, я почувствовал себя так, словно мне в грудь врезалось ядро. Следом за родителями девушки я вернулся в палату. Мама Бонни подбежала к дочери и нежно взяла ее за руки, отец подошел следом, я топтался позади.

Когда мистер и миссис Фаррадей отступили от кровати, Бонни улыбнулась мне. Она снова была подключена к каким-то аппаратам, но на ее лице сияла широкая улыбка. Я приблизился, затем поцеловал ее в губы. Она дышала очень неровно.

– Я люблю тебя, – прошептал я.

Бонни одними губами прошептала, что тоже любит меня. Взгляд ее снова обежал комнату. Сердце у меня колотилось, как отбойный молоток: я знал, кого она ищет. Девушка слегка нахмурилась, захлопала глазами, в глазах читался невысказанный вопрос.

Где Истон?

Мистер Фаррадей шагнул к кровати.

– Он не смог быть здесь, золотце.

Отец пытался оградить дочь от тревог, но его уловка не сработала. Бонни наблюдала за ним взглядом хищной птицы. Мистер Фаррадей погладил ее по голове, но Бонни уже смотрела на мать, бессильно обмякшую на стуле. Наконец девушка посмотрела на меня, и у нее задрожала нижняя губа. Мои руки, беспомощно висевшие вдоль тела, сами собой сжались в кулаки. Я чувствовал себя бесполезным, неспособным защитить любимую от горя.

– Истон? – прохрипела девушка. Говорить нормально ей мешала трубка в горле. – Где… Он? – Я опустил глаза не в силах смотреть на ее страдания. Пытался дышать, но огромный булыжник в груди мешал. – Ранен? – Кое-как выговорила она.

Миссис Фаррадей зарыдала, она больше не могла сдерживаться. Потом я поднял глаза и увидел, что Бонни смотрит на меня. Я должен был к ней подойти. Ноги сами понесли меня к кровати, и я взял девушку за руку.

Мистер Фаррадей встал.

– Произошел несчастный случай, милая.

На последнем слове его голос сорвался.

Я чувствовал, как задрожала рука Бонни.

– Нет.

Слезы, и так уже блестевшие в глазах девушки, полились по щекам. Я смотрел, как рука девушки выскальзывает из руки мамы и медленно, дрожа от боли, тянется к груди. Девушка закрыла глаза, прижав ладонь к тому месту, где билось новое сердце, и все ее тело затряслось. Слезы одна за другой стекали на подушку.

Я наклонился и прижался лбом к ее лбу, но Бонни от этого стало только хуже. С ее губ срывались душераздирающие рыдания. Мистер Фаррадей сказал, что с Истоном произошел несчастный случай, однако я был на сто процентов уверен: Бонни знает правду.