Мечников - [41]

Приезжайте же, милый Александр Онуфриевич, и отведем вместе душу».

Вскоре из Мадейры приходит первое письмо от Людмилы Васильевны. Она просит Илью Ильича поменьше думать о ее болезни, потому что ей стало лучше, и все свое внимание уделить университету.

Сеченов неразлучен с Мечниковым. Эта дружба — главная моральная опора для Ильи Ильича. Утром можно встретить Сеченова и Мечникова, медленно идущими в университет, а вечером они вместе у профессора физики Умова.

Иван Михайлович Сеченов в своих воспоминаниях обращал внимание на высокую талантливость и сердечность своего молодого друга Ильи Ильича Мечникова: «Насколько он серьезен и продуктивен в науке — уже тогда он произвел в зоологии очень много и имел в ней большое имя, — настолько же жив, замечателен и разнообразен в дружеском обществе… Сердце у него стояло в отношении близких на уровне его талантов. Без всяких средств, с одним профессорским жалованьем, он отвез свою первую жену в Мадейру, думая спасти ее, а сам в это время отказывал себе во многом и ни разу не говорил об этом ни слова».

Мечников с головой ушел в университетские занятия. Страстный поклонник науки, он вкладывал в лекции все свои знания, весь свой темперамент. Он излагал зоологию образным языком, часто забывая о времени, далеко выходя за рамки университетского курса. Увлеченный теорией Дарвина, он рисовал студентам широчайшую картину единства всего органического мира. Аудитория замирала в напряженном внимании. Слушатели платили Илье Ильичу искренней привязанностью и уважением.

Не часто приходилось слушать студентам лекции, открывающие безграничные просторы в естествознании. Чаще профессора долго и нудно разжевывали вопрос о том, где находится такой-то бугорок на косточке, где кончается такая-то вена. То, что можно было найти в учебниках, читалось на лекциях, и студенты видели в некоторых своих профессорах не ученых, а ремесленников от науки.

Смерть Людмилы Васильевны

Кончилась первая половина лекции, но Илье Ильичу студенты не дали сойти с кафедры. Плотным кольцом они окружили любимого профессора и засыпали его вопросами. Проталкиваясь через толпу студентов, к Мечникову подошел служитель кафедры зоологии с голубым конвертом.

— Илья Ильич, получите письмо, только что принесли из канцелярии совета.

Обращаясь к студентам, служитель сказал:

— Да пропустите же, господа студенты, к господину профессору! Сгрудились, не наче курчата коло квочки.

Илья Ильич взял письмо. Адрес на конверте был написан рукой Надежды Васильевны: это сразу встревожило. Извинившись перед студентами, Илья Ильич быстро вышел в коридор.

Письмо было короткое и страшное:

«Ввиду резкого ухудшения здоровья Людмилы приезжайте немедленно».

Раздался звонок. Илья Ильич вошел в аудиторию. Бледный, с блуждающим взором, он машинально поднялся на кафедру.

Студенты поняли связь между полученным письмом и резкой переменой в настроении профессора. Илья Ильич не смог окончить лекцию. Он уже знал, что завтра не придет в аудиторию и не будет продолжать курса и потому по-особенному, любовно простился со студентами и просил их больше работать над книгами и в лаборатории.

Прощаясь с Сеченовым, Илья Ильич просил об одном: выяснить решение комиссии по присуждению Бэровской премии, куда Мечников послал свою новую работу. Иван Михайлович с готовностью обещал сделать все от него зависящее.

В тот же вечер Мечников выехал из Одессы. Пересаживаясь с поезда на поезд, он пересек всю Европу и прибыл в Лиссабон, успев попасть на пароход, который благополучно доставил его на Мадейру.

Все та же изумительная природа. Благоухают, как и прежде, цветы, прозрачное синее небо над зелеными горами, тот же живительный ветерок, смягчающий зной. Но вид Людмилы Васильевны поразил Илью Ильича. За эти несколько месяцев она стала неузнаваема. Только морфий давал ей временное облегчение от непрерывных страданий.

К тревоге за жизнь Людмилы Васильевны присоединился страх потерять зрение. Болезнь глаз Ильи Ильича так обострилась, что он совершенно не мог работать. Только по вечерам он находил отдых в том, что наблюдал в саду улиток и пауков. Дневного света Илья Ильич не мог уже выносить.

Деньги были почти истрачены. Мечников с нетерпением ждал известий от Сеченова. Но в первом письме от Ивана Михайловича ни слова не говорилось о премии, а второе содержало неутешительные сведения.

«…В нынешнем году, — писал Сеченов, — академия (наук) присудила полную премию Руссову, а Ваше сочинение оставили до будущего года. Опасность, вытекающую для Вас из этого обстоятельства, я отвратил тем, что переговорил с бароном Стуарт, и тот обещал дать Вам взаймы в любое время хоть 500 рублей. Этого долга бояться Вам нечего, потому что на будущий год премия будет, конечно, Ваша целиком или наполовину… На днях я получил от Стасюлевича 100 рублей, а в апреле, когда будет напечатана Ваша статья, он обещает прислать оставшийся за ним хвостик.

Не забудьте, что Вам нужно беречь глаза, следовательно микроскопировать Вы не имеете права…»

Рухнула еще одна надежда. Сильная в Академии наук реакционная группа сочла необходимым присудить премию своему единомышленнику Руссову. Илья Ильич сообщил Сеченову о своем согласии занять деньги у Стуарта — другого выхода не было.