Меченый - [48]

Я ненадолго отвлеклась от своих мыслей, перебралась поближе к огню и обратила внимание еще на одну странность: по утверждениям брата Димитрия Бездушные могли связно говорить только на второй день после появления на их посохе новой зарубки. То есть тогда, когда затихала боль, которую они получили взамен отданной Двуликому души.

Последнюю жизнь Меченый забрал дней двенадцать тому назад. Следовательно, сейчас должен был корчиться от безумной боли и искать жертву…

«Зачем кого-то искать, если у него есть я? – мелькнуло в голове. – Он должен был исчертить пол перевернутыми рунами и терзать меня от заката и до рассвета. Однако рун на полу не было и нет. Я – жива и здорова. А он – говорит. Пусть односложно и крайне редко – но связно и более чем понятно. Может, он убил кого-то еще?» – подумала я и мысленно усмехнулась: за последние четыре дня Кром выходил из домика, только чтобы осмотреть расставленные им силки, за водой и по нужде. И при этом ни разу не отсутствовал больше часа. Опять же, за эти дни на его посохе не появилось ни одной новой зарубки…

– Схожу гляну силки… – словно услышав мои мысли, негромко буркнул Меченый. – Закройтесь.

Я кивнула, с трудом оторвала взгляд от огоньков пламени, пляшущих в алом зеве печи. И уткнулась взглядом в широченную спину Бездушного, отодвигающего в сторону засов.

Скрипнула, а потом хлопнула дверь, и в домике стало тихо.

Мне тут же стало не по себе. Хотя, по логике, бояться я должна была не пребывания в одиночестве, а слугу Бездушного. И того, что он планирует сделать со мной.

– Может, я действительно нужна ему как проводник? – сказала я. Вслух. Чтобы разогнать сгустившуюся вокруг меня тишину. Потом подумала и криво усмехнулась: – Да ну, это бред: ведь если раньше он мог надеяться, что я помогу ему забрать души Рендаллов, то теперь, после захвата их замка вассалами графа Варлана, моя ценность для него стала равна одной-единственной душе.

«И слабостями моими он тоже не пользуется. Хотя должен», – хмыкнула я. А потом вдруг сообразила, что уже больше десятины живу в одной комнате с мужчиной! Который, судя по рассказам Аматы и других служанок, просто не может не видеть во мне женщину!!!

«Все они одинаковы! – в один голос твердили мои великовозрастные подруги. – Пока вокруг люди или ты держишь их на расстоянии – мужчины учтивы, обаятельны, галантны. И готовы лечь костьми за право припасть губами к тыльной стороне твоей ладони. Зато, как только ты остаешься с ними наедине, или, не дай Вседержитель, позволяешь им заметить свой интерес, в них невесть откуда просыпается Двуликий: они начинают относиться к тебе, как к своей собственности, и делают, что хотят. В упор не замечая ни твоего нежелания, ни страха, ни боли…»

Я попыталась вспомнить хоть один взгляд Крома, подобный тем, которыми меня пожирали барон Олмар и воины из его свиты, и не смогла: Меченый вел себя… безупречно. Как ни странно звучало это слово применительно к слуге Бога-Отступника.

– Хорошо. Пусть он – не такой, как все… – буркнула я, снова села на табурет и, обхватив себя за плечи, уставилась в огонь. – Но ведь зачем-то я ему нужна?

Меченый вернулся часа через полтора. Мрачный, как грозовая туча. И, не успев войти в дом, принялся раздраженно стягивать с себя нагрудник.

В первое мгновение я до смерти испугалась, почему-то решив, что он раздевается для того, чтобы меня изнасиловать. И, заскочив на свое ложе, вжалась спиной в стену.

Реакция Крома на этот прыжок оказалась, мягко выражаясь, странной: он посмотрел на меня, как на юродивую, вытащил из мешка сверток с чистой тканью и лечебными мазями и демонстративно положил его на край стола.

Я почувствовала себя дурой. Поэтому виновато пробормотала:

– Рана кровит?

Меченый отрицательно помотал головой:

– Нет. Силки опять пустые. Есть нечего. Пойду на охоту…

У меня забурчало в животе, а рот наполнился слюной. С трудом отогнав от себя мысли о том, что последний раз мы ели два дня назад, я вопросительно приподняла бровь:

– Сейчас?

– Вечером…

– Вечером? – переспросила я: отец и его свита выезжали на охоту за час-два до рассвета. Всегда. А в середине дня, в крайнем случае, к вечеру уже возвращались обратно, увешанные трофеями.

Кром кивнул. Потом подумал и все-таки объяснил:

– Недалеко – зерновое поле… И кормушки… Хочу полежать в засаде…

Дальше можно было не объяснять: то, что олени, косули и кабаны приходят пастись на закате, я слышала не раз. Поэтому кивнула. И сразу же нахмурилась – если охота на косулю была делом неопасным, то идти на кабана в одиночку, да еще в таком состоянии, в каком пребывал Кром, было рискованно.

Видимо, мой взгляд был достаточно красноречив, так как Меченый пожал плечами и буркнул:

– Там – вышка.

Я облегченно перевела дух: с вышки можно было стрелять без опаски даже по целому стаду кабанов. Как раненым, так и будучи при смерти.

Увидев, что я успокоилась, Кром стянул с себя нижнюю рубашку и, оставшись в одних штанах, принялся осматривать почти затянувшуюся рану на плече.

Я некоторое время смотрела на точные движения его пальцев, свидетельствующие о большом опыте врачевания последствий использования колющих и режущих предметов, а потом вдруг увидела фигуру Бездушного целиком. И захлопала глазами: Меченый выглядел намного здоровее Барриса Подковы, который, по словам Тео, был самым сильным мужчиной во всем лене!