Меченые Проклятием - [6]

Джасбур перевел дух, потом опасливо приподнял голову в ожидании новой неожиданности. Он обнаружил, что очутился на борту баржи, причаленной к пристани боком. Ветер тут оказался совсем не таким буйным, как на уровне улицы. И дождь поэтому не казался таким уж проливным, хотя с улицы катились потоки грязной воды, обильно его орошая.

Речные суда были длинными и очень неказистыми, больше смахивая на огромные ящики, чем на остроносые корабли. Большинство обходилось одной мачтой, установленной ближе к носовой части, чтобы, спускаясь по течению, набирать скорость, при которой судно начинает слушаться руля. Вверх по течению их тащили волы — на берегу был протоптан бичевник, — а потому хозяева барж обычно обзаводились собственными волами. Правда, сейчас их на палубе не было, но, судя по ее состоянию, отсутствовали они лишь недолго. И солома, конечно, была для них.

Слева от него был планширь, справа стенка каюты, в стенке дверь. Стенку покрывала резьба, еще сохранявшая остатки ярких красок, которыми баржа могла похвалиться в свои лучшие дни. Речные суда таких размеров все были старинными, построенными еще в имперские времена. Больше их уже никто не строил. В каком состоянии были ее деревянные части после стольких лет? Ну а когда огоулграт воздействует, даже новые доски и балки ненадежны. Джасбур с трудом приподнялся и встал на колени, намереваясь вернуться на берег как можно скорее. Конечно же, кто-то услышал, как он хлопнулся, и выйдет взглянуть, в чем дело. Ну а вдруг тут найдется чего-нибудь поесть...

Дверь каюты открылась. Одного взгляда на появившуюся на пороге женщину было достаточно, чтобы его желание сойти на берег стократно усилилось. Тревога сменилась паникой.

Сама Лабранца Ламит! Лабранца, огоулграт, из-за чего он и оказался тут, но кроме того, она была главной в совете Рарагаша и самой грозной женщиной из всех, кого он знал. Добрую часть времени он ее боялся, а в остальное время она внушала ему дикий ужас.

Он, было, взвесил, не приехала ли она в Толамин проверить его, но тут же прогнал эту мысль: не так уж он важен, чтобы вытащить Лабранцу из Рарагаша! Его сюда с Ордуром послала она, но данное им поручение было самым обыкновенным и вряд ли могло заботить главу совета. А потому разумнее всего убраться от нее подальше, а потом стоять на том, что он ее не видел.

Он ее знал, но она его узнать не могла. Единственное преимущество авайлграта — неузнаваемость.

— Прошу прощения, садж, — проблеял он, вставая на ноги. — Нечаянно упал с пристани. Я ухожу. Ухожу!

Лабранца нахмурилась. Она была очень крупной — выше, чем был он в эту минуту, и по-мужски грузна. Возраст ее определению не поддавался, потому что в черных волосах, скрученных узлом у нее на макушке, не проглядывало ни единого седого, но суровое тяжелое лицо у глаз и рта изрезали морщины. На ней было длинное серебристое платье, нутрийская одежда, неуместная здесь, в Да-Ламе. Оно даже не колыхалось, словно ветер на нее не дул.

Она еще ничего не сказала, как с пристани наклонился Ордур и взревел:

— Чего ты там делаешь, Джасбур?

Лабранца подняла густые черные брови.

— Джасбур? — Она брезгливо поджала губы, потом посмотрела на Ордура и ошеломлено заморгала. — А это, полагаю, Ордур? Мои соболезнования! Ну так войдите. Оба! — Она повернулась и вошла в каюту, ни на миг не усомнившись, что они исполнят ее приказание.

Вверху ухнул гром.

Каюта оказалась обширной и низкой; и темной — стекла в иллюминаторах в обеих боковых стенках настолько заросли грязью, что почти не пропускали свет. Пахло плесенью, волами, людьми, застоявшейся едой. Ковер щеголял проплешинами, по сторонам стояли низкие лари. Высокая, тщательно уложенная прическа Лабранцы почти задевала потолок.

Ордур проковылял внутрь. Ветер захлопнул дверь у него за спиной, а он молча встал рядом с Джасбуром, и вода с их рубищ стекала на ковер. Ордур претерпел очень неудачное преображение. Лицо у него было перекошено, прядь прямых белобрысых волос прилипла над правым, голубым глазом. На левой половине лица глаз был черный, а черные волосы закручивались в тугие завитки. Все остальное тоже не соответствовало друг другу даже отдаленно, а нос был триумфом асимметрии.

Лабранца смотрела на него не столько с жалостью, сколько с отвращением.

— Да не стойте так, вы оба простудитесь насмерть! В одном из этих ларей, наверное, есть полотенца, а возможно, и одежды. Снимайте эти мокрые лохмотья.

Они испуганно переглянулись.

— О Судьбы! — пробасила Лабранца в самой своей властной манере. — Уж вам-то вовсе нечего из-за этого мяться. Или, по-вашему, я голых мужчин не видела? Не дурите! — Тем не менее, она подошла к иллюминатору, выходившему на реку, протерла его в середке и посмотрела наружу.

Джасбур разделся с большим облегчением. И осторожно подошел к ближайшему ларю. Там под воздействием огоулграта могло оказаться что угодно — он бы не удивился, увидев клубок ядовитых змей. Он отбросил крышку и тут же отскочил.

— Еда! — завопил Ордур, проскочив мимо него. Ларь был наполовину полон сухарей. Оба упали на колени и принялись жадно грызть их, забыв о том, что мокры и совсем наги.