Меченые Проклятием - [3]

Да, видно, не все вырезал. Теперь, два дня спустя, лицо Булриона разнесло почище тыквы, и было оно таким горячим, что борода просто чудом не сгорела. От него так и пыхало жаром. А боль была такая, будто ему голову пронизывали молнии. Вроде бы пришла его смерть.

В Далинге, конечно, были хирурги. Да только два дня пути туда ему не выдержать. А надежды, что какой-нибудь лекарь или костоправ сумеет помочь ему теперь, было еще меньше.

Казалось, судьбы вот-вот захлопнут книгу Булриона Тарна.

3

В Толамине это началось с понесших лошадей. Два обезумевших коняги мчались по узкой улице, силясь в ужасе убежать от преследующего их грохочущего чудовища. Глиняные горшки гремели, катались по повозке, и каждые две-три секунды один вылетал наружу и разбивался вдребезги, будто взорвавшись. Прохожие прыгали в двери и жались к стенам. Козлы повозки были пусты, и никто не знал, куда делся возчик.

Прямо на пути лошадей, сунув палец в рот, стоял малыш, обмотанный пеленкой, и непонимающими глазами смотрел на приближающуюся смерть.

Мать кинулась к мальчику, чтобы схватить его, унести, но поскользнулась и вместе с ним рухнула на мостовую под лошадиные копыта. Лошади и повозка пронеслись над ними и устремились дальше к верной гибели в реке. Женщина кое-как поднялась на ноги, прижимая ребенка к груди. Казалось, ни на ней, ни на нем даже синяка не было.

— Вот! — взвизгнул Джасбур. — Ты видел?!

— Повезло, — буркнул Ордур.

— Повезло? Ты называешь это везением? А я скажу, что это невозможно, я скажу, что кто-то воз-дей-ству-ет!

Ордур почесал в затылке и поразмыслил. Только последнее время он будто разучился думать.

— Может, и так.

— Может?! Ха! Знаешь, ты даже глупее, чем кажешься.

— От такого слышу!

— С виду ты кретин, но до кретина тебе далеко. У тебя

мозгов меньше, чем у кочана капусты.

— От такого слышу.

Теперь у Ордура даже огрызнуться толком не получилось. Он знал, что тугодум. Но нечестно, что Джасбур обзывает его уродом. Сам-то, какой? Сутулый коротышка, чуть не горбун. Лицо серовато-землистое, будто он много лет не умывался, и все в безобразных морщинах. Белки глаз пожелтели; слюнявый. И хоть бахромка волос под лысиной серебрится, у корней-то они черные. На щеках тенями пятна черной щетины и даже вроде бы на лысине. Зубы мерзко торчат, и не одежда на нем, а грязные лохмотья.

А повозка уже скатилась на пристань. Лошади свернули — одна вправо, другая влево, — постромки чудом лопнули, освободив их. А повозка продолжала катиться вперед, проскочила между двух баржей, чуть-чуть не задев их, и скрылась под водой.

Джасбур захихикал как помешанный при этом новом доказательстве судьбоносного воздействия, несовместимого с нормальными законами вероятности сущего мира.

Но ссылка на капустный кочан напомнила Ордуру, что у него урчит в животе. Он поглядел в один конец длинной улицы, потом в другой. Кругом стояло много людей. Большинство смотрело вслед повозке. Другие возбужденно толпились вокруг женщины с ребенком, наперебой обсуждая их чудесное спасение.

— Живот подвело. Я ж весь день не ел.

Джасбур закатился насмешливым хохотом.

— Весь день? Так ведь еще только-только рассвело. Ты про то, что вчера весь день не ел?

— Все равно я голоден.

— А кто виноват? Ты ж вроде бы нищий, но вид у тебя такой, что у детей родимчик делается. Женщины спускают на нас собак, и все из-за твоей уродливой рожи.

— От такого слышу!

— Половина людей в этом городишке не едят. Это ты решил идти в Толамин, и ничего глупее нельзя было придумать.

Ордур не считал, что идти сюда решил он, но сегодня он не собирался спорить с Джасбуром. Завтра — другое дело.

— А ты сегодня ел?

— Нет. И вчера тоже!

— Не нравится мне этот город, — объявил Ордур. — Слишком вонючий.

— Мозги твои творожные! Это от пожарищ. Его же разграбили, бестолочь!

И, словно в подтверждение, чуть выше на холме четыре стены выпотрошенного дома обрушились на улицу водопадом кирпичей и обгорелых балок. Пыль взметнулась черными облаками. Люди закричали.

— Ну вот! — захихикал Джасбур. — Сколько месяцев простоял, а теперь вот взял и рухнул. Говорю же тебе, кто-то воздействует.

— Кто?

— А я почем знаю?

Сверкнула молния, и почти над самой головой загрохотал гром. Ордур даже подпрыгнул.

— Пойдем-ка отсюда.

— Еще чего! Гром в такое время дня? Ты когда-нибудь видел подобное?

— Гром не видят, Джасбур. Видят молнию. Гром слышат.

— Ха! Тут где-то бродит огоулграт. Поищем его. — И Джасбур заковылял вниз по склону на кривых ногах. Ордур зашагал за ним.

— Зачем? И откуда ты знаешь, что он там, куда ты идешь?

— А я и не знаю. Только он там. Сам увидишь.

Так ведь разумные люди пойдут не к огоулграту, а от него. Но раз Джасбур идет туда, так и Ордур должен будет пойти. Джасбур сейчас обошелся с ним очень нехорошо, но он же очень умный. Он сам так говорит, и, значит, это правда.

Вновь блеснула молния, заурчал гром, и посыпались дождевые капли с хорошую виноградину величиной.

4

Выехав из-под деревьев, Булрион свернул с тропы и на гребне холма натянул поводья Грома, чтобы оглядеть долину. Он не сомневался, что видит ее в последний раз, однако не признавался в этом даже себе. Он увидел, как его спутники переглянулись, прежде чем последовать за ним, но ничего сказать не посмели — они ведь знали, что он всегда тут останавливается. То есть он поступил, как поступал обычно, проехать же дальше без задержки значило бы признать свое поражение.