Меченая - [18]

Шрифт
Интервал

— Так, значит, это! — проницательно кивает она.

И все. Анриетта по-прежнему молчит. Только губы ее трогает улыбка. Тогда Галиотт идет к выходу и рывком распахивает дверь. Свет с улицы ударяет ей в лицо, в комнату врывается холодный воздух. Служанка подзывает Моарк'ха. Голос у нее намеренно суров. Она хмурится от счастья. «Наконец-то, — думает Галиотт, — на этот раз ему удалось». Бретонец не слышит ее; он, напрягая все силы, приподнимает колесо, которое направляет Антуан, чтобы ось села в наполненную смазкой втулку. Заметив, что мужчины закончили, Галиотт снова зовет Моарк'ха. На этот раз в голосе ее слышится нетерпение.

— Да иди же сюда, Анриетта хочет тебе сказать… Не заставляй ее ждать… Ох уж она и удивит тебя…

— Что? — бросает бретонец недовольно — его оторвали от удовольствия заниматься нужным делом — и обращается к Антуану: — Продолжай, я сейчас вернусь.

Тяжелым размеренным шагом он направляется в дом. На каменном пороге оборачивается, чтобы оценить вид телеги, плотно сидящей на колесах с натянутыми спицами, напрягшимися, словно мышцы в работе. Моарк'х вытирает засаленные руки о штаны из выцветшего вельвета.

«Что это она собирается сказать ему такого неожиданного?» — думает Антуан, раздосадованный, что не узнает новость сразу.


Теперь Моарк'х знает. Анриетта сказала все. Вначале она сомневалась, но теперь истина налицо. Бретонец горд новому прибытку, которого так долго ждал. Теперь он спокоен за Лану, за земли. Он мог бы поделиться своей гордостью, но предпочитает хранить ее в душе. Моарк'х только дружески похлопывает жену по плечу. Затем падает на скамью рядом с ней, словно ему вдруг отказали ноги. Он глубоко вздыхает и смотрит на Галиотт. Служанка сокрушенно качает головой. Она никогда не думала, что бретонец так сдержан в проявлении своих чувств. Огорченная Анриетта встает и идет к огню, чтобы помешать угли. Пламя светит ей прямо в глаза, в которых стоят слезы. Моарк'х опускает голову. Хозяин Лану невольно вспоминает прежние разочарования — он не преуспел там, где слышал от других только жалобы, что их жены не успевают отдохнуть от родов; он вспоминает о злобе, о разочаровании, о резких словах, оставляющих занозы в сердце, об ощущении бесполезности своих усилий в жизни. От всего этого фермер только еще больше полюбил свою землю. Земля по-доброму принимала семя, которое он в нее бросал, и своей женской силой оплодотворяла это семя. Моарк'х никогда не понимал, почему Анриетта, ничем не отличавшаяся от прочих женщин, была ленивее самых ленивых земель. У бретонца в глазах всегда стоял кусок земли, усыпанный камнями, где никогда не проросло и травинки. Моарк'ха опять начали грызть сомнения. Анриетта, наверное, ошиблась. Опять ошиблась. Бретонец встает и начинает расхаживать по столовой, как это случается с ним в моменты гнева.

— Он не верит, — печально говорит Анриетта искоса смотрящей на хозяина Галиотт.

Моарк'х наконец замирает на месте.

— Прошло уже восемь лет, как я перестал верить. — Он пытается казаться спокойным. — Очень трудно представить, как вдруг все это произошло…

Анриетта произносит серьезным тоном:

— Мы, женщины, в этом никогда не ошибаемся, и я даже могу сказать, с какого времени ношу ребенка…

— Ну-ка скажи! — Моарк'х напряжен.

— Вспомни тот вечер, когда ты притащил каменную голову. Три месяца назад… Если не веришь, могу показать тебе живот, он уже начал пухнуть. Смотри сам…

Анриетта обиженно развязывает передник. Муж жестом останавливает ее:

— Если ты уверена!..

И ощущает облегчение.

Вдруг Моарк'х вспоминает об антикваре из Обиньи. Разве этот ученый человек не сказал, что древняя голова может излечивать от бесплодия? Он пытается усмехнуться.

— Боже. — Бретонец засовывает руки в карманы брюк. — … Боже, с его манерой насмехаться над другими…

— О ком ты? — спрашивает Анриетта, ничего не понимая.

— О том, кому продал голову. Он сказал, что достаточно погладить этот камень, чтобы… — Вдруг ему в голову приходит мысль. — Ты ее гладила?

Бретонца охватывает страх. А если он не может иметь детей? Такая мысль уже приходила ему в голову, но он никогда в это твердо не верил… Ну уж нет…

Ответ жены успокаивает его:

— Вспомни… Я почти тут же коснулась ее, а ты не захотел гладить… Ты не знал, что можно получить наслаждение, ощущая нежность ее щек и лба.

— Мне так больше нравится, — вполголоса говорит Моарк'х.

И соображает, что невольно поверил антиквару. Его разбирает смех. И все же он пытается изгнать из памяти сцену, когда держал камень, прижав к себе. Моарк'х убеждает себя, что торговец сказал «гладить», а не «держать», а это не одно и то же. Надо закончить этот чудесный день прогулкой, думает он, чтобы продышаться холодным воздухом, послушать скрип снега под ногами и посмотреть, хорошо ли защищены земля и посевы.

— Пойду пройдусь по лесу у Мальну, — произносит Моарк'х. Он нетерпеливо ищет за дверью и вдруг яростно спрашивает: — А куда делся мой черный пиджак?

* * *

Моарк'х вскидывает на плечо топор. Несмотря на два пиджака, крестьянин ощущает тяжелый, как свинец, холод, вцепляющийся в суставы, заставляющий их хрустеть, подобно хрусту снега под тяжелыми шагами фермера. Моарк'х направляется прямо к Мальну. Вот луг, а там поле овса, но все выглядит одинаково, словно равнина укрыта непорочным покровом, как девушка перед причастием. Бретонец проваливается в снег по щиколотку. Синева неба проникает в каждое углубление и густеет там. Год обещает быть удачным и воздаст за труды полностью. Моарк'х чувствует, что это будет год благодати, а не нищеты. Если снег удержится, он послужит лучше удобрений. Снег мешает лишь возчикам, поскольку в нем вязнут колеса. Моарк'х идет все медленнее. Он снова думает о ребенке, который родится у Анриетты, и с удовольствием представляет, что это будет мальчик. Крепкий и живой мальчуган. При этой мысли хозяин Лану с удовольствием оглядывает окружающие его просторы, сверкающие под солнцем. Все, что лежит внизу, принадлежит ему. Потом будет принадлежать его сыну. Он научит сына всему: тому, что надо делать, и тому, что делать не надо; откроет ему все тайны — как лучше сеять, как справиться с сорняками, как косить хлеб и получать солому. Он знает столько полезных секретов! А если парень захочет заниматься своими делами, его отрядят на работу, которая положит конец упрямству.


Еще от автора Клод Сеньоль
Сказания о Дьяволе согласно народным верованиям. Свидетельства, собранные Клодом Сеньолем

Крайне интересное исследование знаменитого писателя и собирателя фольклора, в популярной форме представляющее не только Дьявола во французской народной традиции, но и легенды о колдунах, чудовищах, полу-языческих духах, «страшные сказки», выдержки из гримуаров, поверья, заклинания, обряды и молитвы. Книга написана в ироническом ключе и заставит читателя не раз от души рассмеяться.


Трактир в Ларзаке

…Странный трактир заставлял внимательно прислушиваться к малейшему шуму и навевал вопросы по поводу столь необычного места.Кто бы мог подумать, что однажды посетив его, вы останетесь в нем навсегда…Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".


Оборотень

Я несусь, рассекая тьму, меня гонит пустое… вечно пустое брюхо… Мой голод заставляет людей дрожать от ужаса. Их скот источает аппетитные запахи, наполняя мой проклятый мир.Когда я выйду из этого леса, чьи тысячи застывших лап с кривыми цепкими корнями вцепились глубоко в землю… Когда я со своим неутолимым голодом окажусь меж толстых стен, что человек возвел вокруг своих шерстяных рабов, и выйду на клочок утоптанной земли, я превращусь в быструю и гибкую тень, в черную молнию, дышащую в кромешной тьме… Вздохи мои будут воем, пить я буду кровь, а насыщаться — горами нежной горячей плоти.


Зеркало

«Они мне сказали, что черты мои восстановятся… Они закрепили мои губы… сшили мои щеки… мой нос… Я чувствую это… Они превратили меня в живой труп, вынудили к бегству от самой себя… Но как я могу убежать от той другой, которую не хочу…»Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров «готической прозы».


Чупадор

…Каждое утро ничего не понимающие врачи отступают перед неведомым. Никакого внутреннего или внешнего кровотечения, никаких повреждений капилляров, никакого кровотечения из носа, ни скрытой лейкемии, ни злокачественной экзотической болезни, ничего… Но кровь моя медленно исчезает. Нельзя же возложить вину на крохотный порез в уголке губ, который никак не затягивается — я постоянно ощущаю на языке вкус драгоценной влаги…Блестящий образец мистического рассказа от Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".


Матагот

Зловредный майский кот… Зверь с семью запасными жизнями и семью временными смертями… Даже мертвый Матагот не совсем мертв. Тот, кто имеет Матагота, может спокойно умереть, зная, что Матагот продолжает ему служить верой и правдой.Готическая повесть Клода Сеньолья о Матаготе — коте-колдуне из французского фольклора (явного прототипа Кот в Сапогах).…Переплетение мистики и реальности, детали будничного крестьянского быта и магические перевоплощения, возвышенная любовь и дьявольская ненависть — этот страшный, причудливый мир фантазии Клод Сеньоля, безусловно, привлечет внимание читателей и заставит их прочесть книгу на одном дыхании.


Рекомендуем почитать
Иные миры

Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.


Старшие Арканы

Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.


Вампир. Английская готика. XIX век

Это — английская готика хIх века.То, с чего началась «черная проза», какова она есть — во всех ее возможных видах и направлениях, от классического «хоррора» — до изысканного «вампирского декаданса». От эстетской «черной школы» 20-х — 30-х гг. — до увлекательной «черной комедии» 90-х гг.Потому что Стивена Кинга не существовало бы без «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, а Энн Райс, Нэнси Коллинз и Сомтоу — без «Вампиров» Байрона и Полидори. А без «Франкенштейна» Мэри Шелли? Без «Комнаты с гобеленами» Вальтера Скотта? Ни фантастики — ни фэнтези!Поверьте, с готики хIх в.


Ведьма

Кто не знает Фрица Лейбера — автора ехидно-озорных «Серебряных яйцеглавов»и мрачно-эпического романа-катастрофы «Странник»?Все так. Но… многие ли знают ДРУГОГО Фрица Лейбера? Тонкого, по-хорошему «старомодного» создателя прозы «ужасов», восходящей еще к классической «черной мистике» 20 — х — 30 — х гг. XX столетия? Великолепного проводника в мир Тьмы и Кошмара, магии и чернокнижия, подлинного знатока тайн древних оккультных практик?Поверьте, ТАКОГО Лейбера вы еще не читали!