Меченая - [18]
После церемонии все расходятся по комнатам или возвращаются в свои домики. Дикхи разговаривает с какой–то монахиней и изредка поглядывает в мою сторону. Могу поклясться, они говорят обо мне. Ну вот, сегодня только первый день в монастыре, а я уже успела навлечь на себя недовольство одной из самых влиятельных монахинь. Мне придется над собой поработать, но это не страшно: ничто не может омрачить мою жизнь в Наги Гомпа.
Не надо готовить, стирать белье, убираться, терпеть побои и таскать на разбитой спине непоседливых маленьких братьев. Всего через два месяца я чувствую себя так в монастыре, будто живу тут всю жизнь. Дикхи подсказывала мне, кто есть кто, как надо себя вести, и помогала, когда я ошибалась. Теперь мне ничего не страшно. Я наконец–то поверила в свое счастье. Я — одна из пяти монахинь, прислуживающих Тулку Ургьен Ринпоче. Хотя на самом деле я почти ничего не делаю. Просыпаюсь, гуляю по монастырю, общаюсь с другими монахинями, обедаю, смотрю на лениво плывущие по прозрачному осеннему небу облака. Дышу. Я словно узник, наконец–то выпущенный на свободу. Попав в монастырь, я будто вернулась на несколько лет назад. Мне тринадцать, останься я дома, меня могли бы уже выдать замуж, а я веду себя как беззаботная девчонка.
Я не привыкла быть счастливой и подсознательно жду, что в любой момент у меня отнимут мою сказку и отправят обратно в жестокую действительность. Я часто вспоминаю маму и переживаю: как она там без меня? Мне бы очень хотелось с ней поговорить, но у нас дома нет телефона, так что я не получаю никаких новостей от родителей. Иногда по ночам я не могу уснуть, ворочаюсь и думаю о том, как мы гуляли с братиками вокруг храма.
Я вообще плохо сплю, пугаюсь каждого шороха, каждой тени.
Теперь я иногда почую в комнате Ани Тары. Никак не могу привыкнуть спать совсем одна (честно говоря, это единственный момент монастырской жизни, с которым у меня не получается примириться). Ани Таре двадцать пять лет, и я ясно вижу, что ее не очень радует перспектива делить кровать с тринадцатилетней девчонкой; она привыкла к тому, что ничто не ограничивает ее личное пространство. И она совсем не боится спать одна! А я не осмеливаюсь рассказать кому–нибудь о своем страхе — вдруг надо мной будут смеяться или сочтут меня глупой? Но учитель прекрасно понимает, почему я тру глаза и тайком зеваю во время молитвы. Наверное, он сам поговорил с Ани Тарой, потому что однажды вечером, перед тем как все отправились спать, она подозвала меня к себе и сказала:
— Чоинг, пойдем со мной. Можешь сегодня спать в моей комнате, так что беги за одеялом. Но не обольщайся, это только на одну ночь. Ты уже большая, привыкай спать одна. Постарайся справиться со своими страхами.
В ту ночь я свернулась клубком, чтобы не занимать много места, и лежала не шевелясь, боялась потревожить Ани Тару. Потом мы договорились, что я буду спать в своей комнате, но при этом могу не гасить свечи перед сном. Сколько раз я сквозь сон слышала, как Ани Тара заходит ко мне и дует на трепещущие огоньки. Все шло хорошо. Ну, за исключением тех случаев, когда я несколько часов ворочалась, смотрела в темноту и в конце концов на цыпочках прокрадывалась к ней в комнату и укладывалась спать на небольшом клочке свободного пространства, остававшегося на ее кровати. По утрам она, конечно, лениво ворчала на меня, но я прекрасно понимала, что мои детские страхи вызывают у нее неподдельное сочувствие. Через некоторое время я привыкла к одиночеству.
Страх засыпать в пустой комнате не имел ничего общего со страхом, что меня отправят домой, от которого у меня порой замирало сердце. Мне никак не удавалось убедить себя, что у меня никогда не отнимут долгожданный мир и покой. А вдруг кто- нибудь решит, что мои каникулы затянулись и мне пора обратно в Катманду? В ожидании конца я наслаждаюсь каждым мигом новой жизни. Невозможно отнять то, что я уже получила. Меня постоянно преследует ощущение неотвратимой угрозы, и я не могу никак понять, настоящая она или нет. Однажды утром я иду с кухни и сталкиваюсь со Злюкой.
Я смотрю себе под ноги. Обычно она молча проходит мимо, но сегодня…
— Иди к учителю, он хочет с тобой поговорить.
Я бегу на верхний этаж, подгоняемая дурным предчувствием. Учитель проводит большую часть времени в маленькой комнате под крышей площадью четыре квадратных метра. Там он часами медитирует, один, вместе с учениками или с иностранцами, приехавшими в монастырь для обучения.
В свои шестьдесят пять лет Тулку Ургьен Ринпоче буквально излучает доброту. Это великий мастер медитации, наделенный редкой мудростью и огромными познаниями, по–настоящему просветленный человек со спокойной улыбкой. Ради того, чтобы увидеть его, поговорит!, с ним, получить благословение и частицу знаний, люди готовы обогнуть всю планету. Между тем он держи т себя так, будто он не великий учитель, а просто местный садовник, и все эти западные люди, такие высокие, белые, важные, наверное, слегка повредились умом, если решили ему поклоняться. Тулку Ургьен Ринпоче — самый скромный человек из всех, кого я знаю. Я часто вижу, как он задумчиво смотрит на меня. Мне кажется, я его забавляю. За тонкими стеклами очков я различаю веселые искорки в его глазах.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.