Меч войны - [18]

Через час Роберт Клайв пришёл доложить, что из трёх рот пехоты лишь двести солдат готовы к действиям.

   — Вы знаете, что Морсе экономил деньги, нанимая для охраны португальцев — дезертиров из армии в Гоа?

Это — бродяги, на них нельзя полагаться, сэр. Остальные тридцать четыре солдата — в госпитале, а ещё по крайней мере тридцать — юнцы или старики.

   — Собери всех. Кто может стоять или держать мушкет. Присоедини к ним индийских служащих таможни и тех, кто поддерживает порядок в местном городе. Они пройдут обучение в первой роте регулярных войск. Как настроение, парень?

   — Неплохо, сэр! — Клайв нахмурился. — Трудная работа не даёт поселяться тёмным мыслям в голове.

Он ушёл быстрыми шагами, уводя своих помощников.

Стрэтфорд улыбнулся, довольный выбором командира. «Повезло тебе, парень, — думал он. — Ещё два или три года мира, и компания высосала бы из тебя жизненные соки, как клоп, и превратился бы ты в тупого раба».

Он ощутил руку на своём плече. Это был Чарльз Сэвэдж.

   — Ты насочинял им всё, Стрэтфорд! Я это понял по твоим глазам. Бог мой, ты, должно быть, ненавидишь французов больше, чем можно себе представить. Неужели ты не понимаешь, что их мортиры могут с нами сделать? Погибнут сотни невинных людей.

   — А, мы теперь все солдаты. У нас нет выбора. Ты перенёс слитки в крепость?

   — Ты готов пожертвовать Мадрасом, лишь бы не допустить передачи его французам?

Стрэтфорд посмотрел ему прямо в лицо:

   — А ты разве не сделал бы то же самое, если бы у тебя хватило мужества? Я спрашивал тебя, перенёс ты серебро в форт?

   — У тебя нет совести! Неужели ты готов убить нас всех и предать своего собственного сына? Бог мой, ты — бессердечный негодяй!

Дочь Сэвэджа стояла рядом со своим отцом и с отчаянием смотрела в глаза Стрэтфорду.

   — Где он, мистер Флинт? Где мой Хэйден? Как я могу стать его женой, когда он — в плену на французском корабле?

Стрэтфорд ощутил угрызения совести, но со злостью отбросил их, как он сбросил руку Сэвэджа со своего плеча.

   — Вы можете выходить за Хэйдена так, как вам заблагорассудится, когда найдёте его, мисс; и дьявол побери вас обоих!

Она разразилась плачем.

   — Как можете вы говорить так о своём сыне...

   — У меня нет сына!

Сэвэдж схватил его за отвороты камзола и развернул к себе лицом.

   — Что ты хочешь этим сказать?

   — Я хочу сказать, что он отправился в преисподнюю! — Стрэтфорд легко освободился от Сэвэджа и снял свой парик, чтобы показать шрам на черепе. — Это сделал он, и это — смертный приговор для любого человека! Он покинул корабль в лодке. Сбежал с судна во время шторма с нашими сбережениями. Он взял Око и Моголов с собой.

   — О нет! — пронзительно закричала Аркали.

Лицо Сэвэджа исказилось.

   — Вы думаете, они пропали?

   — Я не знаю, и мне всё равно. Если он мёртв, то Господь Бог отправит его в ад за предательство, если же он жив, я отрекаюсь от него. И можете быть уверены, я найду его когда-нибудь и отплачу ему сполна!

Воздух в подвале, где находились женщины, был горяч, как в печи, и Аркали была так изнурена, что не могла заснуть. Она ощущала, как пот стекает между грудей, и пыталась вновь почувствовать благодарность за кратковременную передышку.

Она баюкала дитя, держала его робко на своей руке и готова была расплакаться. Сначала ей представлялось неподобающим разделять заботы служанок, невозможным даже казалось проводить здесь ночь вместе со всеми, но после того, как служанки оставили их, она начала ощущать враждебность некоторых женщин и поняла, что её высокое положение ничего теперь не значит.

   — Поселяйтесь-ка с нами, мисси[36], — предложила старшая из сестёр Мак-Брайдов.

   — Конечно. Вместе будет лучше, — поддержала её сестра. На этом и порешили.

Но даже эти закалённые девицы сжались, когда в прошлую ночь на улицу стали со свистом падать бомбы.

   — У этих французов есть бомбы, которые взрываются, — сказал старший из мальчишек Мак-Брайдов. — Мой папа говорит, что они могут пробить весь дом, крышу, три этажа и убить всех, кто здесь.

   — Замолчи, Джосси! — Илей Мак-Брайд бросила в него башмак, и тот угодил мальчишке в ухо; но после этого Аркали уже не могла уснуть.

К концу ночи обстрел принял ритмический характер: сначала дюжина выстрелов с северо-запада, затем бомбардировка мортирами из-за лагуны взрывающимися снарядами, затем тяжёлая корабельная канонада по стенам крепости с юго-запада.

«О Хэйден, любовь моя, — думала Аркали. — Я знаю, что ты жив, знаю, что нам предстоит пожениться, поэтому бомбы не достанут меня».

Дом над ними сотрясался. Аркали положила ещё ложку размоченного сухаря в крошечный, похожий на бутон, ротик младенца, осторожно вытерев кашицу с его подбородка. От него исходил запах кислого молока. Она видела, как расширились его бледно-голубые глаза, когда он заметил ложку, видела красные края его дёсен, крошечные ручки и пальчики, пытающиеся ухватить её палец. Ему было жарко, и она не знала, что делать.

Он был сыном бедной миссис Манди, которая умерла в первый час бомбардировки. Аркали смотрела на него с жалостью. Он ещё не был отнят от груди, но уже стал сиротой.

Она отвела назад прядь своих волос и переместила младенца, выскребая остатки из оловянной миски. Она изнемогала и задыхалась в этом прокисшем воздухе. «Это просто усталость, — говорила она сама себе. — Когда мои глаза открыты, я едва помню лицо Хэйдена, когда же закрываю их, я не вижу ничего, кроме его возлюбленных черт. О мой дражайший, где ты сейчас?»