Меч Роланда - [98]

Правитель уставился на меня.

– Ганелон был соперником моего племянника, это хорошо известно. Но ты-то какое имел к этому отношение?

Я знал, что придется убедительно врать под пронзительным взглядом серых глаз короля.

– Когда меня послали в Сарагосу, – начал я, – Ганелон попросил, чтобы я для него получил от вали пятьсот динаров. Мне надлежало отнести деньги еврею-ростовщику в городе, который устроит их пересылку.

Карл наклонился вперед, глядя мне в лицо.

– Ты готов поклясться в этом?

– Да, Ваше Величество.

– Оба свободны, – сказал король. – И никому не говорите об этом.

* * *

Я не видел казни Ганелона, хотя это было публичное зрелище. Она состоялась через два дня без всякого суда. Среди его имущества была найдена обличающая расписка вали Хусейна. Его вывели на открытое место, где ко всем его конечностям привязали по крепкой веревке, другие концы коей были привязаны к ярмам четырех воловьих упряжек. Погонщики погнали своих волов в разные стороны. Они разорвали Ганелона на куски. Такую казнь обычно выполняют лошади, но Карл решил, что волы подходят лучше. Погонщики были тщательно подобраны: каждый из них в побоище в ущелье потерял брата, кузена или племянника.

Я в то время лежал в бреду. Рана на плече начала опасно гноиться, и меня положили на стопку одеял в повозке, вскоре направившейся вместе с обозом на север. Я метался и бредил, кричал, что на меня набросились летучие чудовища или что лисица представляет смертельную опасность. Иногда лежал спокойно, на лбу выступал пот, и я бормотал про стаи птиц у священного родника.

Бывший раб остался со мной, прогнав врача, которого прислал король, лично заинтересованный в том, чтобы я выжил. Королевский врач хотел ввести в гниющую рану состав из паутины и меда, но Озрик не дал.

– Мне также пришлось остановить его, когда он стал отворять тебе кровь, – сказал мне Озрик, когда на третий день я стал выздоравливать, – ты и так достаточно ослаб. Дополнительная потеря крови свела бы тебя в могилу.

Его замечание вызвало мимолетное воспоминание о предложении из Книги Сновидений, которое он перевел.

– Озрик, помнишь что-нибудь в Онейрокритиконе про кровавые слезы?

– Почему ты спрашиваешь?

– Когда я только приехал во Франкию, мне приснился огромный конь, и всадник на нем плакал кровавыми слезами. Позже я увидел точно такого коня и всадника, это была статуя в ахенском дворце. По пути в Испанию я узнал лошадь из сна в боевом коне короля.

– Продолжай.

– Я рассказал Карлу о смерти Хроудланда, находясь у поилки, и он подъехал на коне так близко, что тот чуть не наступил на меня, и я взглянул вверх. Я ждал, что сейчас на лице короля выступят кровавые слезы. Но они не выступили.

– Некоторые бы сказали, что у него не было причины плакать. Он еще не узнал, что его племянник убит. – Озрик посмотрел на меня с серьезным лицом. – Если верить Артимедору, есть другое объяснение твоему сну.

– Какое? – спросил я. – Можешь вспомнить что-нибудь про коней?

Собеседник помолчал, подбирая точные слова, как он их запомнил. Но выдержка из Онейрокритикона оказалась совсем не такой, как я ожидал.

– Увидеть кровь – несчастье для того, кто хочет сохранить свои действия в тайне.

Я повалился на одеяла, не в силах держать голову поднятой.

– Значит, мой сон был не про коня и всадника. Он был про меня самого.

Я уже задумывался, не узнает ли Карл когда-нибудь о моей лжи насчет Ганелона и что меня ждет по возвращении в Ахен. Собирается ли Берта продолжить наш роман? И скольким из своего близкого круга она рассказала, что я предсказал смерть единственного королевского сына? С помощью Озрика, пожалуй, я мог бы вспомнить или восстановить несколько страниц из Книги Сновидений и найти безопасный путь среди интриг королевского двора. Но со смертью Хроудланда я потерял своего патрона и покровителя, как раз в то время, когда стал привыкать к жизни winelas guma, «человека без друзей», изгнанника из своей собственной страны. И снова мое будущее было неопределенным.

Исторический комментарий

История Зигвульфа очень вольно основывается на событиях, касающихся неудачной экспедиции Шарлеманя в мавританскую Испанию в августе 778 года. Арьергард его войска был отрезан и перебит, когда возвращался через Пиренеи. При этом были убиты несколько высших сановников Шарлеманя, в том числе пфальцграф Ансельм, граф Эггихард, королевский сенешаль, и – следует особо отметить – граф Хроудланд, или Роланд, префект Бретонской Марки. Средневековые поэты и барды превратили кровавое поражение в легенду об отваге и рыцарстве. Особенно они воспели героическое сопротивление графа Роланда и его товарищей против несметных полчищ врагов. Барды называют их сарацинами, но на самом деле почти наверняка это были христиане васконы (гасконцы, баски). Их романтизированная версия сражения стала известнейшей среди chansons de geste, «песен о деяниях» в репертуаре жонглеров и менестрелей в так называемом Каролингском цикле. Другой сборник, Бретонский цикл, рассказывал о подвигах короля Артура и его рыцарей.

Точное место рокового сражения, в котором погиб Роланд, в ранних версиях этой истории не упоминается. Традиционно считается, что он сложил голову в ущелье близ Ронсеваля в испанской Наварре, в семи километрах от французской границы. Ронсеваль стал популярным местом остановки паломников на пути к гробнице Св. Якова в Компостеле. «Песнь о Роланде», как стали называть эту историю, вероятно, распространили по христианской Европе возвращающиеся паломники. Когда Тайлефер, один из воинов Вильгельма Нормандского, удостоился чести нанести первый удар в сражении при Гастингсе, по преданию он наступал на врага с песней о Роланде и Шарлемане.