Меч Республики - [192]

Высшее командование не успокоилось, прислало ещё одну эскадру, на этот раз значительно серьёзней. Три крейсера, среди которых один тяжёлый, и два фрегата. Почти четверть ударного флота — грозная сила по современным меркам. Эскадру мы также перемололи, причём весьма нестандартно. Каратели бросили в бой все крейсеры и один из фрегатов, их встретили наши три основных корабля. Ещё три, захваченные до того во время предыдущего визита флотских в систему (фрегат) и нашей операции по защите советника (два тяжёлых крейсера), ожидали удобного момента для вступления в бой [11]. Фрегат противника также почему-то оставался в резерве. И тогда я решил рискнуть, поучаствовать в бою лично. Конечно, до того мне уже доводилось выполнять роль диверсионной группы, однако сейчас всё было иначе. Я должен был участвовать, как дополнительная боевая единица флота. Уверен, Валери бы меня отговорила, а вот Ле наоборот — горячо поддержала. Так и сказала, что если бы у неё были мои возможности, она бы даже не раздумывала. И я рискнул. В душе ничто не шевельнулось, когда я вылетел навстречу фрегату на жалком истребителе. Слон и моська. Что может быть смешней? Вот только мои поля буквально раздавили исполина, превратили его в аккуратный шарик космического мусора. Словно гравитационные силы порезвились. Нет, подобное мероприятие не далось мне легко. Но и такой степени иссушения, как во время достопамятной десантной операции, не наступило. Просто тяжело, ничего сверхъестественного. Можно себе представить реакцию флотских на увиденное! А уж когда на поле боя вплыли три наших засадных корабля… Флотские сразу пошли на переговоры и отказались от сопротивления. Всё же репутация работала за меня, а после подобной подкрепляющей её демонстрации, даже заядлый безбожник уверует. Так наша эскадра пополнилась ещё четырьмя кораблями. Конечно, некоторые офицеры не прошли проверку на лояльность, но мы их не тронули, лишь отправили в колонию под домашний арест. Зато наша сводная эскадра теперь насчитывала уже не шесть, а десять кораблей, а после присоединения ещё двух сагитированных Критычем и компанией фрегатов — их число возросло до двенадцати. По сути, это был полноценный ударный флот. Одиннадцатый флот Литании.

И вот теперь переговоры… Два ударных флота, тридцать три корабля только тяжёлого класса — от фрегата до линкора включительно. Можно себе представить, насколько это всё было важно для нарождающегося сопротивления! Но сами переговоры оставили противоречивые чувства. На первом раунде мы упёрлись в стену непонимания. Флотские требовали официального подтверждения наших полномочий действовать от имени Совета и всей Литании. Только на втором раунде, когда к делу подключился наш союзный политик, Энни Гиннес, удалось немного продвинуться. В этот раз со стороны флотских участвовали те высшие офицеры, которые с самого начала были настроены лояльно. В тяжёлой дискуссии нам удалось выработать поэтапный план, более-менее устраивающий все стороны конфликта.

На первом этапе от нас требовалось продемонстрировать готовность действовать именно на благо Литании. Мы должны были действием доказать, что не пираты. В принципе, этот этап полностью вписывался в нашу прошлую тактику. Пиратам точно не жить. Им не повезло стать разменной монетой в политической игре не их уровня. Их судьба, вместе с судьбой их базы, была предрешена. А потом… Потом нам предстояло вывести из игры высшее командование обеих флотских группировок. Только так офицеров можно было избавить от ответственности перед своей совестью, а также перед вполне материальным явлением — присягой. Потому что после уничтожения высшего командования наступает растерянность, безвластие, а значит, они вправе сами принимать решения в рамках своих собственных флотских группировок. Дальше уже должны были последовать наши совместные действия, вот только полную поддержку флотов мы получим не ранее, чем выгрызем из Совета официальные полномочия. И я знал, как этого добиться. Это была изюминка нашего плана, долженствующая перевести всю ситуацию в официальную плоскость. Можно сказать, вывести нас на вершину политического олимпа. Оставалась сущая «малость» — воплотить в жизнь первые два этапа нашего плана, тем самым выполнив требования флотских.

Через два дня после завершения переговоров наши корабли вышли в системе Риверанс. До того Барон, используя свои собственные каналы и связи среди пиратских капитанов, устроил на их базе общую сходку. На замаскированном под комету астероиде собрались практически все действующие пиратские капитаны. И именно в этот момент мы и окружили его плотным кольцом нашего теперь уже флота.

С астероида начали поступать робкие просьбы о капитуляции. Нас буквально умоляли предать пиратов правосудию. Это выглядело комично. Сами пираты передают себя в руки правосудия. Можно сказать, раскаиваются. Но возиться с ними никто не собирался. Это была карательная акция, значение которой не в количестве захваченных и преданных справедливому суду бандитов, а в показательном примере. То есть чем жёстче и непримиримей — тем лучше. Я бы сказал — доходчивей. Поэтому в переговоры мы не вступали.