Меч на ладонях - [192]

Рев толпы заставил папу сделать короткую паузу.

– Вступайте же на стезю эту во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе Царствия Небесного!

Пока толпа в исступлении славила наместника римского престола, вдали от помоста группка паломников обсуждала услышанное. Были они чужестранцами и потому могли иметь серьезные проблемы, если б среди них не выделялся статный рыцарь с широкой шитой золотом перевязью. Рыцарь был явно христианин, значит, и все его спутники тоже относились к «своим» для впавших в раж соседей.

Улугбек Карлович тихо переводил товарищам каждое слово из исторического обращения, по мере сил стараясь не пропустить важных фраз.

Костя слушал перевод вполуха, для него энергетика толпы не была внове. Захар также не прочувствовал момент, справедливо полагая, что вечером ему своими словами перескажут суть да добавят комментарии, проясняющие ситуацию, – в таких важных делах, как политика, сибиряк больше полагался на своих сведущих товарищей, нежели на личный запас знаний. Не высказываться вслух и не задумываться про все, что относится к государственным интересам и политике, – это он четко усвоил еще в красноармейской школе и с этим твердо шел по жизни.

Только простодушный казак расчувствовался, да сам Сомохов, пьяный от важности момента и своего присутствия на историческом событии, едва владел собой.

– Сейчас они закричат: «Deuslovolt!»[169], – взволнованно бросил он товарищам, оглядывая ряды орущей в исступлении черни.

Стоявший рядом с ним седой как лунь крестьянин, приехавший к речи на собственной телеге, на которой теперь сидела вся его семья, услышал только окончание фразы ученого, но ухватился за нее сразу.

– Так хочет Бог! – раздалось над самым ухом археолога.

– Так хочет Бог! – заверещала тучная купчиха, залезшая для улучшения обзора на крышу своей кибитки.

– Так хочет Бог! – заорал, размахивая коротким «походным» копьем, седоусый рыцарь. Одинокий крик, подхваченный толпой, через секунды гремел по всей равнине. Только ученый испуганно оглядывался вокруг, пропустив такой важный момент, как рождение легендарного клича.

– Так хочет Бог! – скандировала толпа, а самые яркие поборники воздевали оружие вверх, призывая Господа в свидетели своих помыслов.

Владыка римский, слегка отдохнув после своей пламенной речи, мановением руки утихомирил паству.

– Дражайшие братья… Если бы не Господь Бог, Который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы столь единодушный глас ваш! И хотя он исходил из множества уст, но источник… Источник его был единым! Вот почему говорю я вам, что это Бог исторг из ваших глоток такой глас, который Он вложил в вашу грудь!

Стоявший рядом с Улугбеком крестьянин обернулся к окружающим:

– Это Я! Я сказал, я придумал клич! – Обрюзгшее лицо светилось счастьем.

Но столпившиеся вокруг не разделили его радости. Сказано же, Бог исторг, а не…

Чей-то мозолистый кулак засветил ликовавшему пейзанину, отчего он тут же исчез под колесами собственной телеги.

– Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом! – продолжал папа.– И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат Божье слово: Так хочет Господь! Так хочет Бог!

Урбан сделал перерыв в речи, так как его слова уже не долетали и до ближних рядов – все глушилось непрекращающимся кличем будущих паломников.

– Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись в этот поход старцы или слабые люди, не владеющие оружием, и пусть никоим образом женщины не пускаются в путь без своих мужей, либо братьев, либо законных свидетелей. Они ведь являются больше помехой, чем подкреплением тем, кто должен быть там, и принесут скорее бремя, нежели пользу.

Рев понемногу стихал. Толпа снова слушала своего оратора.

– Пускай богатые помогут беднякам и на свои средства поведут с собой пригодных к войне. Священникам и клирикам любого ранга не следует идти без дозволения своих епископов, ибо если отправятся в путь без такого дозволения, то поход будет для них бесполезен. Да и мирянам не гоже пускаться в паломничество иначе, как с благословения священника. И тот, кто возымеет в душе намерение двинуться в это святое паломничество, и даст о том обет Богу, и принесет Ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или груди! Тот же, кто пожелает, дав обет, вернуться, пускай поместит изображение это на спине промеж лопаток.

То, что речь имела успех, было понятно каждому. Но результаты превзошли ожидания.

Сразу после последних слов понтифика от помоста в глубь толпы двинулись монахи, несшие корзины с заранее приготовленными крестами. Но ушли они недалеко – все запасы были разобраны практически сразу же. За графа Раймонда Тулузского присягнул и принял крест его посол, сотни рыцарей рвали из рук монахов маленькие красные символы похода, пришпиливая их фибулами к ткани на груди. Нередко дорогие, подбитые мехом плащи, которые фибулы держали до этого, летели в грязь под ноги толпе. Франция готова была идти на Иерусалим прямо сейчас.

2

– Ну что, Костик, если сейчас выступим, то успеем через неделю в Геную или через две в Венецию, а там… – Улугбек Карлович мечтательно покачал головой. – Раз простили тебя с твоими миланцами, то и не держит нас теперь ничего. Пора…