Меч королей - [8]

Наш парус прижало к мачте, и нас тянуло назад, хотя казалось, что нос застрял в корпусе противника, потому что корабли оставались сцепленными, и Спирхафок медленно кренился на левый борт и начал опускаться на нос, сильно меня этим напугав. Затем я услышал резкий треск, Спирхафок вздрогнул, раздался хруст ломающихся досок, и он внезапно выпрямился. Его нос застрял в пробитом корпусе снеккара, но он сумел вырваться.

Снеккар тонул. Мы врезались в него носом, самой прочной частью корпуса Спирхафока, и раскололи его низкий борт словно яйцо. Вода устремилась внутрь, снеккар накренился, его нутро с балластными камнями быстро затопило. Облаченные в кольчуги вражеские воины были обречены, за исключением тех немногих, кто сумел уцепиться за наш корабль, а нас тем временем относило назад, к другим вражеским кораблям, которые, наконец-то опустив весла в воду, пытались добраться до нас. Спирхафок сильно качало. Я крикнул, чтобы парус по левому борту подтянули, а на правом ослабили. Снеккар лежал на боку в водовороте белой воды и обломков справа от меня, а потом исчез. Последним увидел маленькое треугольное знамя на вершине наклоненной мачты.

Я навалился на рулевое весло, молясь, чтобы Спирхафок набрал достаточную скорость и рулевое весло могло вгрызться своей большой лопастью в воду, но мы все еще еле тащились. Пленников, их оказалось пятеро, втянули на борт, Финан приказал снять с них кольчуги, шлемы и пояса с мечами.

— Оглянись, господин! — встревоженно крикнул Фолькбалд.

К нам приближался вражеский корабль с выбеленным известью крестом на высоком носу. Он не уступал по размерам Спирхафоку и выглядел намного тяжелее, а команда на нем была более многочисленная, чем на обреченном снеккаре, но его капитан приказал посадить на весла только двадцать четыре человека, по дюжине с каждой стороны, желая, чтобы остальные приготовились взять нас на абордаж. Воины в шлемах стояли на носу, и еще больше толпилось на палубе. По меньшей мере семьдесят человек, подумал я, а то и больше. Полетели первые стрелы, по большей части прошли высоко, задев парус, но одна просвистела рядом со мной. Я инстинктивно дотронулся до Вздоха Змея и подозвал Рорика.

— Господин? — откликнулся он.

— Держи мой щит наготове!

Корабль с крестом на носу неспешно приближался, ветер относил нас к нему. Шел он неспешно: против ветра, тяжелый корпус, гребцов явно не хватало, так что весьма маловероятно, что ему удастся потопить нас тем же способом, как мы потопили снеккар, но высокий нос позволит воинам спрыгнуть прямо в широкое брюхо Спирхафока.

И вдруг Банамадр пролетел у нас прямо перед носом. Он летел по ветру, Эгиль навалился на рулевое весло, поворачивая в сторону противника. Кормчий врага увидел приближающегося норвежца, и хотя Банамадр был вдвое меньше, тот, должно быть, испугался, что их протаранят, и велел гребцам по левому борту табанить, чтобы встретить Эгиля носом. Теперь враг находился совсем близко от нас, очень близко! Я толкнул рулевое весло, но корабль не слушался, а это значило, что Спирхафок все-таки потерял ход, и ветер по-прежнему несет его навстречу врагу. Я отпустил весло и взял у Рорика щит.

— Приготовиться! — крикнул я.

Я вытянул Осиное жало, свой сакс, короткий клинок со свистом выскользнул из выложенных шерстью ножен. Между кораблями вздымались неровные волны. Вражеский корабль повернул к Эгилю и теперь должен был врезаться в нас бортом, а его команда, вооруженная и облаченная в кольчуги, приготовилась к прыжку. Несколько лучников подняли луки, и вдруг на корабле с крестом на носу начался хаос — это Банамадр проскользнул у его левого борта, сломав все весла. Весельные вальки с силой вонзились в животы гребцов, корабль, казалось, задрожал, лучники зашатались, а стрелы полетели в разные стороны, Эгиль повернулся, нацелившись носом на корму врага, и отпустил парус, чтобы свободно идти по ветру. Его люди, вооруженные бородатыми секирами на длинных древках, приготовились зацепить вражеский корабль. Нос Банамадра от удара отскочил от вражеской кормы, корабли дернулись, секиры ухнули вниз, стягивая корабли вместе, и первые норвежцы с ревом прыгнули на корму корабля с крестом на носу.

И тут ударили мы, сначала врезавшись в весла по правому борту, которые трещали и ломались, на мгновение задержав нас. Какой-то громила с распахнутым в крике ртом прыгнул на Спирхафок, но в этот момент его собственный корабль дернулся, и грозный рев сменился отчаянным криком, когда воин упал между кораблями. Он размахивал руками, пытаясь схватиться за наш борт, но один из моих воинов стукнул его по рукам, и тот исчез, утянутый вниз кольчугой. Ветер гнал нашу корму навстречу врагу, и я вместе с Фолькбалдом и Беорнотом перепрыгнул на рулевую площадку противника. Кровожадные норвежцы Эгиля уже прикончили кормчего и теперь бились в чреве корабля, а я призывал своих людей за собой. Я спрыгнул с рулевой площадки, и какой-то юнец, совсем еще ребенок, закричал от ужаса. Я пнул его под скамью гребца и рявкнул, чтобы не высовывался.

— Еще один на подходе! — крикнул со Спирхафока Осви, который когда-то был моим слугой и превратился в неутомимого, яростного бойца.