Меч карающий - [11]

Слово «всё» он произнёс с особой силой.

– Почему бы просто не оставить его в покое? – пробормотал Хатч. – Почему бы не позволить ему хранить свои секреты и дальше?

– Это, доктор Хатч, не в моём характере. Может быть, в вашем?

В наступившей тишине далёкие колокола Церкви Тринити пробили пять часов. Пауза затянулась – на минуту, на две, потом на пять.

Наконец, Найдельман поднял листок со стола и опустил его обратно в портфель.

– Ваше молчание достаточно выразительно, – негромко сказал он без малейших следов злости. – Я потратил достаточно вашего времени. Завтра я сообщу партнёрам, что вы отклонили наше предложение. Всего хорошего, доктор Хатч!

Он поднялся, чтобы уйти, но у самой двери остановился, повернувшись в пол-оборота.

– Ах, да – ещё одно. Отвечая на ваш вопрос, кое-чем мы всё же отличаемся от остальных. Мы добыли кое-какую информацию о Водяном Колодце, которой нет ни у кого больше. Даже у вас.

Смешок застрял у доктора Хатча в горле, когда он увидел лицо Найдельмана.

– Мы знаем, кто его спроектировал, – негромко сказал капитан.

Хатч почувствовал, как его пальцы напряглись, а кисти сжались в кулаки.

– Что? – хрипло спросил он.

– Да. И ещё кое-что. У нас есть журнал, который он вёл во время постройки.

В наступившем молчании Хатч сделал глубокий вдох, затем ещё один. Он посмотрел на стол и помотал головой.

– Какая прелесть! – выдавил он из себя. – Просто восхитительно. Полагаю, я вас недооценил. Хоть один раз за все эти годы я услышал нечто оригинальное. Сегодня у меня праздник, капитан Найдельман!

Но тот уже исчез, и Хатч понял, что разговаривает с пустой комнатой.

Лишь через несколько минут он сумел заставить себя подняться из-за стола. Слегка подрагивающими пальцами засовывая в портфель последние бумаги, он заметил, что Найдельман оставил свою визитку. Поверх начертан номер телефона, скорее всего, отеля, где тот остановился. Хатч смахнул визитку в мусорную корзину, взял портфель и покинул лабораторию. Быстрым шагом мерил он сумеречные летние улицы по дороге домой.

В два часа ночи он вновь оказался в лаборатории, расшагивая перед тёмным окном и сжимая в руке визитку Найдельмана. Прежде чем он решился поднять трубку, уже настало три.

3

Хатч припарковался на грязной автостоянке, возвышающейся над пирсом, и медленно вышел из взятой напрокат машины. Он захлопнул дверцу и, не убирая с неё руки, несколько мгновений постоял на месте, осматривая гавань. Взгляд охватил длинную, узкую бухту, заканчивающуюся у гранитного обрывистого берега. Её усеяли купающиеся в холодном серебряном свете рыбацкие лодки и тральщики. Даже теперь, спустя двадцать пять лет, Хатч углядел знакомые названия: «Лола Б.», «Мэйбель В.»

Городок Стормхавэн поднимался на холм, его тесные обшитые досками дома шли вдоль изломанной линии дорожек, мощёных булыжниками. Чем ближе к вершине, тем дома реже, их сменяли стволы чёрных елей и крохотные лужайки, запертые среди каменных стен. И на самой вершине пристроилась церковь для прихожан, её простая белая колокольня вздымалась в серое небо. На противоположной стороне бухты Хатч мельком увидел дом своего детства, его четыре фронтона и ряд окон возвышались над деревьями, увидел длинную лужайку, что спускается к берегу и небольшому доку. Доктор отвёл взгляд в сторону. Его охватило чувство, что в его теле сюда явился незнакомец и что сам он видит всё глазами этого незнакомца.

Пряча глаза за солнечными очками, Хатч направился к пирсу. И очки, и неразбериха в душе заставили его почувствовать себя неловко. И, однако, сейчас у него оказалось больше дурных предчувствий, чем он испытывал даже в усыпанной телами заражённых лихорадкой денге туземцев в раруанской деревушке, или во время вспышки чумы в Западной Сьерра-Мадре.

Пирс оказался одним из двух коммерческих причалов, которые выступали в воду. С одной его стороны выстроились в ряд крохотные деревянные лачуги: «Ко-оп Лобстермана», закусочная под названием «Жратва Рэд-Неда», стойло для лошадей и сарай с инструментами. У конца пирса возвышались заржавленный газовый насос, погрузочные лебёдки и штабеля сохнущих вершей для омаров. За устьем бухточки протянулся низкий туманный берег, а за ним море незаметно переходило в небо. Словно весь мир заканчивался в сотне ярдов от берега.

Обшитый тонкими досками «Ко-оп» оказался на его пути первым. Весёлые завитушки дыма, исходящие из оловянной трубы, недвусмысленно намекнули, что внутри варятся омары. Хатч задержался у доски, изучая начертанные мелом цены на разные виды омаров: на тех, что с твёрдым панцирем, на тех, что едва успели его сбросить, на молодняк, на отборных и бросовых. Он бросил взгляд в окно из волнистого стекла, чтобы увидеть ряды котлов, кишащие негодующими омарами, которых подняли из глубин лишь считанные часы назад. В отдельной кастрюле сидел одинокий синий омар, чертовски редкий, которого выставят напоказ.

Малин отошёл от окна на шаг, когда рыбак в сапогах и дождевике с грохотом принялся катить по пирсу бочку гнилой приманки. Тот ненадолго поставил бочку под лебёдку, приладил к последней и смахнул вниз, в лодку. Эту последовательность действий Малин бесчисленное множество раз наблюдал во времена детства. Раздался шум, а потом резко загрохотал дизельный мотор, и лодка отошла от причала, направляясь в море, и за ней с пронзительными воплями погналась стая чаек. Хатч смотрел, как лодка превращается в призрак и растворяется в уходящем тумане. Очень скоро в поле зрения должны были оказаться ближние острова. Бёрнт-Хэд уже начал появляться из тумана – огромная гранитная масса, что выдавалась в море к югу от города. Прибой с грохотом налетал на основание мыса, и до Малина доносился слабый шёпот волн. На самой верхушке уступа стоял маяк из обтёсанного камня, возвышаясь над зарослями утёсника и черники. Красно-белые полосы здания и медный купол добавили однотонному туману нотку живых цветов.