Меч ислама - [17]

Дель Васто извлек из-за пазухи письмо, развернул и протянул Филиппино.

— Это почерк его величества. Я получил послание неделю тому назад. Как видите, мне даны все полномочия. Вы удовлетворены?

— Да, если вы готовы твердо поручиться, что его величество согласится с вами. — Филиппино свернул письмо. — Мой дядя проявляет настойчивость. Прежде всего его интересует вознаграждение. Вы знаете, сколько он просит.

— Немало. Но император неимоверно щедр. Он не скупится в расходах на своих генералов, как это делает благородный король Франции, тратясь большей частью на распутство и тому подобное.

— Кроме того, есть военная добыча, трофеи и пленники… Король Франции требует всех людей и свою долю захваченного добра.

— Император не занимается крохоборством. Мессеру Андреа достанется целиком и то, и другое.

Филиппино кивнул, хотя озабоченное выражение не сходило с его лица.

— Остается вопрос о Генуе, и это — серьезное затруднение. Дель Васто улыбнулся.

— Настолько серьезное, что я полагал, именно с этого вы и начнете. Филиппино встревожился. Ему не понравились ни пренебрежительные нотки, слышавшиеся в тоне дель Васто, ни презрительное выражение его красивого бронзового лица. Вдобавок дель Васто, похоже, уж слишком много знал. Сейчас Филиппино как раз и хотел прощупать, далеко ли простираются эти знания.

— Для меня не секрет, что именно жадность французов не позволила мессиру Андреа сдержать слово, данное генуэзцам. То самое обещание, которое побудило их принять опеку короля Франции. Его христианнейшее величество оказался, вопреки уверениям вашего дядюшки, вовсе не чурбаном. Напротив, он повел себя, как алчный медведь, так что положение вашего дядюшки в Генуе осложнилось и стало, я бы сказал, опасным. Похоже, что моя осведомленность удивляет вас, мессер Филиппино. А ведь удивляться здесь нечему. Без этих сведений я вряд ли рискнул бы предпринять столь щекотливые переговоры. Меня вдохновило именно сознание того, что мессеру Андреа необходимо очистить свое имя в глазах жителей Генуи. Поскольку он конечно же никогда не добьется того, если останется на службе у короля Франции.

— Не стоит слишком далеко заходить в своих предположениях, — резкий тон Филиппино выдал его досаду. — Могу сказать вам следующее: мой дядя не заключит никаких союзов с теми, кто не признает полной независимости Генуи.

— Ни один умственно полноценный человек и не потребует от него столь опасного шага.

— Он думает не об опасности, он думает о Генуе.

— О да, конечно.

Филиппино бросил на дель Васто острый взгляд. Неужели этот любимчик императора позволил себе издевку?

— Республика, — задиристо добавил он, — должна быть освобождена от всякой иностранной зависимости.

— Я понимаю, но, если ее не освободит император, то и никто другой этого не сделает, ибо больше ни у кого на это не хватит сил.

— Вопрос стоит так: станет ли император ее освобождать? Именно от ответа на этот вопрос зависит судьба соглашения. Я должен сказать вам без обиняков: если его величество не гарантирует независимости, никакого соглашения между нами быть не может.

— Для императора Генуя — не более чем плацдарм. При условии, что ему будет предоставлена свобода использования порта, генуэзцы могут сколь угодно наслаждаться самоуправлением. И он позаботится, чтобы никто им не мешал.

— И еще: не должно быть поборов с республики на содержание императорских войск в Италии.

— Мне кажется, я уже сказал, что за свое покровительство император потребует только одного — свободы действий в порту. Филиппино едва смог скрыть удовлетворение.

— Поскольку вы от имени его величества сообщили мне столько важных вестей, я готов, со своей стороны, заявить от имени господина Андреа Дориа, что вы можете считать это дело решенным, остается лишь подписать бумаги.

— Превосходно! — Маркиз поднялся с кресла. — Полагаю, мы завершили важную работу, синьор Филиппино. Само собой разумеется, что теперь отпал вопрос о выкупе за пленников, взятых вами при Амальфи.

Расположение духа Филиппино заметно ухудшилось. Его алчные глаза озабоченно сверкнули.

— Этот вопрос лучше оставить на усмотрение мессира Андреа. По нашему соглашению все военнопленные считаются его узниками. В улыбке дель Васто промелькнуло презрение.

— Такой ответ мог бы сойти для мсье де Лотрека. Он не удовлетворит ни императора, ни, если на то пошло, меня самого. По условиям соглашения ваш дядя становится слугой императора. Вряд ли ему подобает держать своих братьев по оружию в ожидании выкупа.

— Да, действительно, — неохотно согласился Филиппино. Он пытливо посмотрел в лицо дель Васто, но не обнаружил никаких признаков готовности уступить.

— Думаю, я могу обещать, что подписание соглашения даст свободу этим господам и они будут немедленно отпущены.

— Должны быть отпущены, — настойчиво сказал дель Васто. — Однако, если говорить о пленниках, то среди них есть один, который не может ждать подписания. Я прошу изменить положение, в котором находится в данный момент мессир Просперо Адорно, и требую, чтобы с ним обращались так, как того требует его звание.

Желтоватое лицо Филиппино потемнело. Он ответил не сразу.