Меч императора - [17]

Ответ был исчерпывающим, а потому заговорили о других текущих делах.

Через два часа после возвращения в посольство, атташе принес послу стенограмму беседы. Посол быстро набросал текст телеграммы в Вашингтон, которую забрал вызванный шифровальщик.

Вывод, впрочем, можно было сформулировать одной фразой: русские готовы доставить Пу И в Токио для дачи свидетельских показаний, когда это потребуется для международного трибунала. До этого из Советского Союза бывший император никуда выехать не сможет.

* * *

В конце июля 1946 года Соболевского вызвал к себе генерал Гнап. Рудольф пришел в тот же самый кабинет, где он получил первое «китайское» задание. Только теперь вызов был на пять вечера, и он был у хорошо знакомой двери без пяти пять. Москву накрыла удушающая жара и, чтобы хоть как-то поступал свежий воздух, генерал держал открытой форточку. Но делал это он только, когда сам находился в кабинете. Генерал вернулся откуда-то лишь недавно, и в кабинете все еще стояла духота. Гнап успел только снять галстук.

– Вот Рудольф, новое тебе поручение, – улыбнулся с хитрецой генерал. – Надо встретиться с твоим старым знакомым – китайским императором, хотя он уже и отрекся. В Кремле принято решение, что в знак поддержки позиции союзников имеет смысл привезти Пу И в Токио на Международный военный трибунал. Конечно, только в качестве свидетеля. Ни на что другое мы не согласны.

– Мы с ним говорили в Молоковке, причем он сам тогда захотел встретиться с нами, – припомнил Соболевский. – Я тогда же отправил документы в Москву.

– Правильно. Вот на основании этих документов и было решено продолжить с ним работу. А поскольку ты был к нему ближе других, то и решено отправить тебя вместе с ним в Токио. Он тебе доверяет. Да и я буду спокоен.

* * *

Несколько дней у Соболевского ушло на ознакомление с различными документами, поступившими непосредственно от резидентуры из Токио, с информацией из Хабаровска. Больше суток безвылазно он просидел в МИДе, знакомясь с материалами по процессу. Потом уже, когда тексты из кипы папок с грифом «Совершенно секретно» стали расплываться перед глазами, его напоил настоящим крепким кофе безымянный мидовский чиновник.

– Хватит? – спросил он, сочувственно глядя на Соболевского.

– Хватит! – усмехнулся тот, посмотрев на папки с государственными секретами. – А вот этого, – протянул пустую чашку, – этого недурно бы и повторить!

Выйдя ближе к полудню следующего дня из мидовского особняка на улицу, Соболевский непроизвольно зажмурил глаза, заслонив лицо ладонью. Солнце немилосердно заливало Москву, сверлило мозг и одна фраза, вычитанная полковником из еженедельного отчета о пребывании императора Пу И в Хабаровске, назойливым рефреном отзывалась в сознании: «Император увлекся огородничеством. Император увлекся огородничеством…»

* * *

В августе 1946 года Пу И выступил свидетелем на Международном военном трибунале в Токио. Его появление для кого-то было неожиданным – свежий, в хорошем темно синем двубортном костюме, спокойный, правда, в сопровождении советских офицеров. На самом деле советская делегация все согласовала с американцами заранее. В том числе и то, что жить бывший император должен в доме, занятом уже знакомыми ему советскими офицерами. И за стол он садился вместе с ними – о дворцовых церемониях никто и не думал. Теперь с ним не было большой свиты слуг – лишь младший брат, который знал японский язык и начинал учить русский. На всякий случай. Но в резиденции советского представителя были и ординарцы, и русские девушки из обслуживающего персонала – аккуратненькие, красивые, улыбающиеся и малоразговорчивые. На них Пу И смотрел со все большим интересом, но Соболевский намекнул ему, что все они из «секретной службы», и это быстро его успокоило.

Говорил Пу И на заседаниях трибунала не спеша, тщательно взвешивая каждое слово. Кто-то считал, что он все-таки боится японцев. Соболевский, находившийся поблизости, понимал, что Пу И опасается, как бы из свидетеля не оказаться обвиняемым. Осуждать за такую осторожность бывшего императора никто не решился. Никто и не пытался уличить его во лжи. Да ее и не было, была недосказанность.

Иногда Пу И советовался с Соболевским, несколько раз спрашивал, знает ли о его участии в процессе Сталин.

Почти через месяц пребывания в Токио, когда у судей трибунала кончились к нему вопросы, бывший император вновь вылетел в СССР вместе с сопровождающими. Ему предстояло продолжать свою жизнь интернированного иностранца – делать особенного нечего, общаться не с кем. Вместе с другими он еще незадолго до отъезда в Токио действительно занялся огородничеством. Посадил несколько деревьев, внимательно вчитывался в руководство по организации и содержанию паркового ландшафта. Все какое-то занятие. Вот и сейчас по возвращению в резиденцию первым его вопросом было, как чувствуют себя его саженцы…

Рудольфу он был благодарен, оценив полковника, как своего главного спасителя и, в какой-то степени, покровителя. Мнение Соболевского, как он полагал, доводилось до высшего руководства в Москве, а положение интернированного всегда зависимое от чьей-то воли или прихоти. Лучше иметь добрые отношения. А потому Пу И решил после возвращения из Токио сделать Рудольфу особый подарок – подарит ему, как человеку военному, свой меч. Но выбрал все-таки японскую катану, которую ему весной 1940 года подарил Хирохито. Тогда еще японский император что-то говорил об особых свойствах меча, но он не придал словам большого значения, так как считал, что такой запросто можно отыскать в Пекине в любой антикварной лавке. Но все-таки теперь этот меч имеет иную ценность.