Меч и плеть - [5]
Одуревшие от жары и зелий, с неподвижными глазами, что-то постоянно орущие на своем варварском наречии, они не щадили себя, считая, что бесстрашием напугают нас. Все, что смог отец, продержаться до подхода подкреплений. Но в том бою его ранили девять раз. И он умер. Не знаю, может он кричал перед смертью, молил о помощи и трясся в ужасе, — на скулах Сотара заиграли желваки. — Думаю, этого не было. С той поры много крови утекло. Мне сорок два года. Я прожил жизнь, руководствуясь тем, чему научил меня он. Я лорд-протектор Велона. У меня двадцать восемь поместий и имений. В моих сундуках полно золота и серебра. Моя жена красавица и умница, а дети дадут еще много поводов для радости. Сохранение такого порядка вещей, достойная причина продолжать жить, руководствуясь отцовскими принципами. Но главная причина, которая заставила меня жить именно так, — кивок в сторону портрета. — Я его сын.
— Там! — ткнул пальцем на запад Грив. — Там, эти слова, имеющая вес правда. А там, — он указал в степь, — бытуют другие мнения. Если бы ты был просто напыщенным выскочкой, прикрывающимся отцовскими понятиями о чести, твою голову уже через неделю прислали бы к королю, набив рот бранными записками. Но тебя уважают. Велон тебя уважает и это не заслуга кровных уз. Это твоя собственная заслуга. Потому что в тебе видят брата, а не врага. Способного выступить на защиту. К тебе обращаются за справедливым судом. И потом, разве не вместе бились мы у Теанора? Не защищали одни и те же жизни, стоя среди вырванных кишок, утопая в красных лужах? Разве не спас ты тогда сотни людей, противных беонтам наемников и тысячи «рабов»?
Во время последнего слова щека Кривоноса предательски дернулась.
— Я тебе уже отвечал. Я бился не за вас. За свое королевство. И раз ты сам завел разговор о спасениях, — Сотар протянул руку и положил её на плечо Грива, внушительно глядя ему в глаза: — Очень тебя прошу, опомнись. В прошлый раз я сумел выторговать тебе помилование. Сейчас все изменилось. Не только я дружу с монархом. У Его Величества появилось много других… советников. Может не получиться.
Грив мотнув плечом сбросил руку с перстнем:
— Почему ты не хочешь понять? Тебя наградили, назвав шестым из вассалов короля. Но в чем твоя награда? В сотне солдат, которых наемники Вольных Городов могли бы шапками забросать, не глядя на выучку? В замке, который можно взять за два часа? В столичном поместье, где ты бываешь только по большой необходимости, чтобы не портить настроение соседей? Так в чем же твоя награда, старинный друг? В том, чтобы один из самых умных полководцев королевства забился как мышь в щель, закрываясь от политических пинков догмами чести, и жил надеясь уцелеть, если на вверенной ему земле вспыхнет бунт?!
Грив сам не заметил, как перешел на повышенные тона. Но Сотар от него не отставал:
— Он не вспыхнет! Дворяне столетиями измывались над рабами. А те, столетиями верили в короля. В единственного наместника Бога-Прародителя на земле. Самое большее чего ты добьешься, это, как и в прошлый раз, две-три тысячи отчаянных дурно вооруженных бедолаг, которых ожидает смерть под копытами элитной королевской конницы. Народ за вами не пойдет, королевская власть священна и каждый год в день своего рождения монарх доказывает это! Его Божественный дар…
— Дерьмо собачье! — взорвался Грив, когда спор дошел до по-настоящему больного вопроса. — В жилах этого рожденного из марьяжей говнюка, течет настолько разбавленный кисель, что его едва-едва хватает на то чтоб разжигать искру в королевском скипетре! Да-да, не смотри на меня так — я был на прошлом празднике. Стоял в толпе беснующихся кретинов и сердце мое пело! Потому что я видел — ублюдок в короне теряет последние крупицы отведенной ему силы! Янтарь в скипетре светился едва-едва и скажи мне о мой, блюдущий мораль друг, как подпевалы трона спустя три-четыре года станут объяснять черни, отчего династическая цацка перестала слушаться Элберта?! Что они скажут воспитанным на религиозных текстах велонам о том, почему ими должен править червь лишенный даже тени Божественного дара?
— Прекрати оскорблять короля! Ты не перед толпой выступаешь! — распалившийся было Сотар, вдруг оборвал сам себя и неожиданно спокойным тоном продолжил: — Впрочем, даже если бы перед толпой, думаешь кандидатура старого оборванного волка лучше, чем законный наследник старейшей династии Бестигвальда?
Грив застыл. Его сердито топорщившиеся усы дрогнули. Лицо Кривоноса приобрело хитрое выражение, словно бы у человека знающего нечто смешное, но вместе с тем непристойное, и потому не рискующего своей находкой делиться. Его воинственный пыл куда-то резко испарился.
— Волк? Нет. Кто ж волков к себе пускает, — он уже открыто улыбался. — Вожаки могут быть самые разные. Главное, чтобы их хорошо знали. Чтобы они были достойны в глазах народа… впрочем, не важно, лучше давай выпьем.
Сотар с подозрением изучал посмеивающегося в усы Грива, а затем согласно вздохнул:
