Меч и конь - [42]

Корум склонил голову к уху Желтого Коня и сказал своему благородному уродливому жеребцу:

– Ты обладаешь огромной силой, конь Лаэгайре, и ты очень умен. Можешь ли перемахнуть через этот провал и доставить меня в замок Эрорн?

Повернув голову, Желтый Конь посмотрел на Корума теплыми бархатными глазами, и во взгляде его не было насмешки, а лишь озабоченность. Всхрапнув, он взрыхлил землю копытом.

– Сделай это, Желтый Конь, – попросил Корум, – и я отпущу тебя туда, откуда ты пришел.

Желтый Конь помедлил, но, кажется, согласился. Развернувшись, он двинулся рысью к Каэр Малоду, затем, снова повернувшись, рванулся в галоп. Он мчался все быстрее и быстрее, пока провал между материком и мысом, где стоял замок Оуин, не оказался совсем рядом. В свете луны взлетали белеющие брызги, а океан ревел, как исчезнувшие Фои Миоре. Желтый Конь напрягся, прыгнул, и его копыта коснулись скалы на другой стороне. Наконец желание Корума осуществилось. Он спешился.

Желтый Конь вопросительно посмотрел на Корума, и тот спокойно ответил ему:

– Ты свободен. Но помни о клятве Лаэгайре.

Желтый Конь наклонил голову, повернулся и, перемахнув через провал, исчез в темноте. Коруму показалось, что за гулом моря он слышит голос, зовущий его со стен Каэр Малода. Не голос ли это Медб?

Он решил не обращать на него внимания. Он стоял и рассматривал древние осыпавшиеся стены замка Эрорн. Корум помнил, как мабдены перебили его семью, а потом изуродовали его самого, лишив руки и глаза, и в данный момент он мог лишь удивляться, почему так долго и так преданно служил им. И сейчас ему казалось иронией судьбы, что в обоих случаях причиной была любовь к мабденской женщине. Но между Ралиной и королевой Медб было различие, понять которое он не мог, хотя принц любил их обеих и они любили его.

Корум различил какое-то шевеление за разрушенными стенами и подошел к ним, думая, доведется ли ему еще раз увидеть юношу с золотым лицом и телом, которого он как-то видел здесь и которого звали Дагдаг. Заметив движение тени и отблеск пурпура в лунном свете, он крикнул:

– Кто здесь?

Ответа не последовало.

Он подошел ближе. Его рука коснулась изъеденного временем камня портала. Прежде чем двинуться дальше, Корум помедлил и снова крикнул:

– Кто здесь?

Что-то зашипело подобно змее. Что-то щелкнуло, брякнуло. На фоне лунного света, падавшего в проемы окон, Корум увидел очертания человеческого тела. Мужчина повернулся, показав Коруму свое лицо.

То было лицо самого Корума. Это был подменыш Калатина, его Карах, от которого шел запах морской соли. Карах улыбнулся и обнажил меч.

– Приветствую тебя, брат, – сказал Корум. – Я точно знал, что сегодня ночью пророчество исполнится. Думаю, поэтому я и пришел сюда.

Карах ничего не ответил, а только улыбнулся, и где-то вдалеке Корум услышал тихие, зловещие звуки арфы Дагдага.

– Но где же та красота, которой я должен бояться? – спросил Корум. И тоже выхватил меч. – Ты это знаешь, подмененный?

Но Карах еще шире расплылся в улыбке, блеснув белыми зубами, отчего его сходство с Корумом усилилось.

– Думаю, что стоит забрать у тебя мой плащ, – сказал Корум. – Знаю, что мне придется драться за него.

И они сошлись в бою, рубясь на мечах так, что искры, сыпавшиеся с клинков, освещали сумрачные помещения замка. Корум увидел, что они равны друг другу, искусство одного не уступает искусству другого, а сила – силе.

Они сражались, перемещаясь по полуразрушенным помещениям замка Эрорн. Они дрались на выщербленных плитах, на полуобвалившихся лестницах. Бой длился уже около часа, удар встречал такой же удар, обманное движение сталкивалось с такой же уловкой, но Корум стал понимать, в чем преимущество подменыша: тот не знал, что такое усталость.

Корум уставал, а энергия противника росла. Тот ничего не говорил, может, вообще не умел разговаривать, но его улыбка все ширилась, и в ней явно была видна насмешка.

Корум отступал. Ему оставалось лишь рассчитывать на свое умение обороняться. Карах вытеснил его из дверей замка Эрорн и загнал на самый край утеса, где Корум, собрав все силы, рванулся вперед. Противник этого не ожидал, и Предатель поразил его в руку.

Похоже, подменыш даже не почувствовал раны и возобновил атаку с новой яростью.

Нога Корума скользнула по камню, он оступился, отлетел назад и упал. Меч вылетел из руки, и Корум отчаянно вскрикнул:

– Это нечестно! Нечестно!

И тут снова послышались звуки арфы. Казалось, зазвучали слова песни, Корум смог их расслышать: «Ах, этот мир всегда был таков. Как печальна участь героев, выполнивших свое предназначение…»

И, словно наслаждаясь победой, подменыш вскинул меч и неторопливо двинулся к Коруму.

Корум почувствовал давление в левой кисти. Его серебряная рука ожила по собственной воле. Он видел, как распустились ремни, вылетели шплинты, как серебряная рука взмыла в воздух и полетела прямиком к Предателю, блестевшему в лунном свете.

– Я сошел с ума, – пробормотал Корум. Но тут он вспомнил, как Медб забрала его серебряную руку и произнесла над ней заклятие. Он, конечно же, забыл об этом – как и она.

Серебряная рука, выкованная Корумом, сжала рукоять меча сида. Подменыш, вытаращив глаза, уставился на нее и со стоном отпрянул в сторону.