Меч Эроса - [33]

Никарета бывала на рынке в Лехейоне [54] так много раз, что все знала наизусть, и теперь без всякого интереса отводила глаза от стоявших на возвышенности людей с ногами, испачканными мелом или белой краской: это были обычные невольники, – в венках из сухих веток на головах: признаком военнопленного, или в колпаках: они означали, что эти рабы могут быть опасными, продавец за них не ручался.

Поскольку сейчас в Аттике войны не велись – однако надолго ли, никто не знал, учитывая, что Афины намеревались снарядить большой поход в Тринакрию, – рабов с сухими венками почти не оказалось, а те, кого можно было заметить, явно были перепроданы своим прежним хозяином или просто возращены за дурное поведение, за непослушание, за строптивость, и это заранее настораживало будущих покупателей. Ведь если человек расстается с рабом, значит, это плохой раб, так зачем же его покупать и принимать на себя ненужные хлопоты? Никарета знала, что иногда бывшие военнопленные так и умирали, странствуя от одного невольничьего рынка к другому, а иногда торговцы их просто убивали, чтобы избавиться от расходов на содержание товара, который все равно не продать.

Нынче на рынке больше всего оказалось рабов с белыми отметинами на ногах. Торговцы заранее запасались мелом перед тем, как выставить свой товар.

Откуда же этот товар брался? Да отовсюду. Никарета знала, что ни один человек не мог быть спокоен за свою свободу: он мог угодить в список несостоятельных должников – и быть проданным для покрытия этого долга или продать кого-то из членов своей семьи (многодетные родители иногда спасались, продавая детей… правда, в счет шли только здоровые и красивые дети, а таких у бедняков было немного). Продавали также детей, родившихся у рабов и не нужных хозяевам, или похищенных детей. Финикийцы, например, до сих пор промышляли пиратством и захватом людей, которых тут же продавали своим подельникам-эллинам, из числа тех, которым наплевать было на то, что они везут на рабский рынок своих же соотечественников, а не захваченных чужеземцев из Вифинии, Понта, Фригии, Лидии, Галатии, Пафлагонии, Фракии, или жителей Сирии, Египта, Эфиопии или вовсе сарацин [55]! Можно было увидеть на невольничьем рынке и метэков (иноземцев, поселившихся в Аттике) или вольноотпущенных рабов. Порой те и другие норовили выдавать себя за свободных граждан и пользоваться их правами, например, присваивать к своему имени имена отца и деда или названия каких-то городов Аттики, в которых якобы родились. Если метэки бывали пойманы на этом или чем-то подобном, то у них отбирали все нажитое, наказывали плетьми и продавали в рабство.

Форео [56] Никареты медленно следовал мимо рабов и покупателей, а вслед за ней удивительно неспешно, однако не отставая ни на шаг, шел Титос – евнух школы гетер, ведающий наказаниями, а заодно – надсмотрщик рабского двора и первый помощник верховной жрицы. Традиция одну из самых ответственных должностей предоставлять евнуху велась со времен первой Никареты. Никто не знал, почему, но в школе гетер было множество традиций, начало которым положила ее основательница и которые свято блюлись.

Возможно, евнухов брали в школу потому, что все-таки мужская помощь была так или иначе необходима верховной жрице, а полноценные мужчины жили здесь только на рабском дворе и выходили в оковах и под стражей. Стражников не допускали во двор близ самой школы, так единственным мужчиной, который мог свободно общаться с ученицами, был Титос – сдержанный, очень умный, хитрый – и безоглядно преданный Никарете, которая, едва прибыв в Коринф, выкупила его у жестокого хозяина, освободила – а главное, с помощью знакомой знахарки, избавила от потаенных желаний, которые терзали тело этого красивого и сильного мужчины, лишенного возможности испытывать плотские удовольствия и изнемогающего от любви к одной юной девушке. Никарета и знахарка (она вела в школе гетер уроки травознайства и магии) готовили ему особый отвар, который Титос пил уже в течение нескольких лет. Его дремлющая плоть не доставляла ему больше беспокойства, сердце его было свободно и спокойно, а недюжинный ум был направлен только на помощь его благодетельнице Никарете во всех ее делах – и исполнение его собственных обязанностей в школе гетер.

У Титоса было одно удивительное свойство – при своем высоком росте и изрядной толщине он двигался бесшумно, словно его несло ветром над землей, к тому же, он умел оставаться незаметным, когда в его присутствии не было надобности, – и выступать вперед, стоило только Никарете подумать, что ей нужна помощь.

Рынок в Лехейоне располагался на самом берегу, песок разъезжался под ногами, и Титос подхватил Никарету под руку, помогая ей проследовать в самый конец рынка. Там находился фрактис [57] Зенона – так звали торговца, услугами которого Никарета всегда пользовалась и который нынче утром, едва прибыв в Коринф, сразу сообщил в храм Афродиты Пандемос, что у него есть отменный товар для верховной жрицы.

Зенон так разбогател на торговле, что мог бы уже оставить ее и вести жизнь добропорядочного гражданина или хотя бы поручить продажу товара своим помощникам, однако он продолжал сам вести дела, и Никарета прекрасно понимала, почему: во-первых, его притягивала безграничная, непререкаемая власть над людьми, которые становились его имуществом – бывшие свободные люди, над жизнью и смерть которых он был теперь властен, словно олимпийское божество! – а во-вторых, плотские аппетиты Зенона были ненасытны, и здесь он всегда имел возможность первым распробовать свою добычу, причем для него не было никакой разницы, мужчина это или женщина.