Майская ночь лемуров - [5]

Здание дома отдыха какого-то таинственного предприятия заслоняло собою заброшенный садик на треугольном подобии полуостровка, уходящего своим внешним углом в открытое море. Девочкам, как оказалось, было дозволено сторожем или дворецким, которого никто не видел, переночевать внутри особняка. Завороженный плеском волн и змеевидными извивами мертвых сорняков, застывших в полуразвеянных морским ветром могилах розовых кустов, я медлительно ласкал грудь Светы Ибис, угадывая, как покорно прогнется тяжелая масса ее тела в замкнутой изнутри камере моей спальни, как ее широкий негроидный зад будет двигаться в такт пульсирующим динамикам моих колонок-"гробов". Она получала удовольствие от моих прикосновений безмолвно, ее лицо было серьезно и сосредоточенно. Я убрал руки с ее широких, как ее глаза, сосков. "Еще", - коротко промолвила Света, не глядя на меня.

Будущие юристы сидели на дереве и, обвив ногами его тонкий искривленный ствол, о чем-то беседовали. Сокрытый от нас особняком, так же как, если смотреть со стороны леса, садик мертвых растений, мы знали, уже стоял на поляне автобус. Кто и как, и когда в последний раз занимался в этом месте любовью - высунув язык, сутулясь, сплевывая? Сколько любовников, выступив в этих местах, уже превратились в скелеты, как сорняки, те, что задушили эти розовые кусты...

Во всяком случае здесь не так противно, как в Крыму, куда жадная интеллигенция ломится на мотоциклах, а то и на великах - ради чего!? Чтобы отсераться на корточках в кустах, а не на унитазе, - выпалил я в пылающее лицо Светы Ибис, давая понять таким образом, что пора сматывать наши удочки.

Автобус за три часа домчал нас до Запор-сити. Тепло распрощавшись с ребятами и подмигнув девице Ибис, я спрыгнул на асфальт площади Свободы. Сумка без бутылок и еды была совсем легкая. Клумба перед памятником Дзержинскому оказалась засажена новыми породистыми тюльпанами. Ведь сегодня 9 мая - День Победы. На плоской скамье, где Азизян иногда обменивался порнографией, теперь сидела хуна с поселка в синемалиновой трикотажной кофте "феррари". Из окна девятиэтажного дома хуярила "Чао, бамбино, сорри". Кто-то уже начал отмечать годовщину Гибели Третьего Райха.

По дороге домой я купил две бутылки пива. Приняв душ, я побрился и съел яичницу. Потом я поставил на проигрыватель "Огайо плэйерс" и завалился с пивом на диван рассматривать бритоголовую негритянку на обложке от диска. У памятника танку начинался митинг. По улице прошел духовой оркестр. Перевернув "Огайо плэйерс" на другую сторону, я допил пиво и снова улегся на диван. Чуть погодя я уснул.

За окном было еще светло, но чувствовалось, что уже вечер. Меня разбудил телефонный звонок. Я снял трубку. В ней сигналили и жужжали автомобили, заглушая гомон праздничной толпы.

- Але, папа, это ты? - окликнул меня взволнованный голос Нападающего.

- Скажи ему, ше мы..., - окончания фразы я не разобрал из-за шума, но узнал по голосу Азизяна, и тотчас припомнил все, о чем мы договаривались еще на прошлой неделе. Дело в том, что предки Нападающего должны были уехать на праздники, и он оставался один в своей двухкомнатной квартире под самой крышей без чердака, от чего летом в его комнате всегда очень жарко.

Напиваться в хате Нападающего, когда его родители уезжали в село, было довольно приятным занятием, все происходило спокойно, если не приваливал никто лишний. Мы могли до рассвета базарить про секс и поп-музыку, порнографию и советскую власть (единственное, чего не терпел Нападающий, разговоры про мертвецов - у него от них "начинались страхи"), заменяя пустые бутылки на полные и выкуривая бесчисленное количество сигарет. Но пьянка с участием Азизяна неминуемо должна была превратиться в пытку. Во-первых, мы помнили про его манеру зассаться побыстрее, чтобы потом обрыгать стены помещения, куда его имели глупость пригласить. Заблевав все, что не могло от него спрятаться, он закатывал глаза, так что оставались в глазницах одни белки, и валился на пол, словно закончилось действие колдовства, призванного временно поддерживать в нем жизнь. Азизян же без чувств угнетал не меньше покойника. Во-вторых, Азизян - это Азизян; даже и без рыголетто он найдет, чем обосрать. Что-нибудь вытащит из-под стекла или опрокинет. Прибор для выведения других приборов из строя или хотя бы равновесия - вот что такое Азизян.

Но на 9-е мая они с Нападающим задумали не простой забух, а операцию с участием существ противоположного пола, в ходе которой, якобы, должно произойти воплощение половых фантазий этих двух неутомимых визионеров. Я также оказался приглашен принять участие в этом нелепом и никому из гомоэротических, начинающих спиваться мастурбантов, не нужном на самом деле опыте. Я сразу понял, когда ответил на бесовский (Бес - одно из прозвищ Азизяна) звонок, что все позитивные вибрации, полученные в ожидании восходящего Люцифера на Азовском море, уйдут сегодня ночью под потолок светелки Нападающего, такой низкий, что до него долетает малафья и пристает перхоть.

Первый раз Нападающий осквернил свое жилье и привел с автовокзала какую-то рогатую соску еще в прошлом году и при похожих обстоятельствах. Целый вечер мы обсуждали с ним возможные варианты съема, и, наконец, в девять я отправился в "Дiрку" смотреть грустную романтику "Разбитые мечты" с Дани Робэн и Жаном Марэ, а Нападающий, поправляя прическу, спрыснутую маминым лаком для волос, нырнул в душистую аллею сквера...