Майор милиции - [6]

— Вы чем-то удивлены?

— Упрямством Савушкина. Никак не могу объяснить его поведения.

— Всякое бывает, — неопределенно протянул Гончаров.

— Что же вы будете делать, если Савушкин не захочет сознаться? — спросил я.

— Работать, — лаконически отозвался Гончаров. — Товарищ капитан, дайте команду срочно вызвать директора столовой. Он очень нужен.

Дроздов нажал кнопку. Из соседней комнаты донесся слабый дребезжащий звонок, и в дверях появилась девушка в белом кителе с небольшим листком бумаги в руке.

— Товарищ Зайцева, Коваленко здесь?

— Здесь, товарищ капитан.

— Ко мне кто-нибудь есть?

— Есть. Я составила список.

Она подошла к столу, передала листок и стала ждать указаний.

— Пусть всех примет старший лейтенант Андреев. А Коваленко передайте, чтобы сейчас же вызвала директора столовой Никитина.

Зайцева вышла.

— Товарищ капитан, — спросил Гончаров, — в машине Савушкина найдено что-нибудь интересное?

— На первый взгляд ничего особенного. Что там? Несколько горелых спичек, окурок, волос какой-то — вот и все.

— Не богато. Но покажите мне все это хозяйство.

— Слушаюсь. Пройдемте в соседний кабинет. Все материалы у Коваленко.

— Идемте. — Гончаров снял со спинки стула пиджак и надел его.

Письменный стол, широкий деревянный шкаф и десяток стульев занимали почти весь узкий и длинный кабинет, в котором работал следователь Коваленко. Войдя, я с удивлением увидел, как из-за стола встала молодая женщина в синем форменном кителе, на котором поблескивал университетский значок. Она приветливо улыбнулась нам. Меня представили.

Дроздов пригласил поудобнее устроиться и сам сел рядом со мной.

— Вера Анатольевна, покажите, пожалуйста, все, что нашли в машине, — попросил Гончаров.

Коваленко усадила Гончарова на свое место за столом, а сама прошла в угол комнаты и открыла шкаф. Три крошечных конверта, извлеченные из папки, легли перед майором.

— Немного, — покачал он головой.

В одном бумажном конверте лежали три обгорелые спички, в другом — окурок папиросы. Содержание третьего, целлофанового, состояло всего-навсего из одного волоса.

— Ну что ж, — придвинул к себе конверты Гончаров, — спички отложим в сторону, возьмем папиросу.

Он осторожно вынул пинцетом окурок. Бросилась в глаза часть мундштука, окрашенная в ярко-красный цвет.

— Какая яркая помада!

— Этот цвет так и называется ярко-морковный, — заметила Коваленко.

— Машиной пользуется профессор…

— Кадомцев, — подсказал Дроздов.

— Он женат?

— Не знаю.

Вмешалась Коваленко:

— Разрешите, товарищ майор? Сегодня я звонила по телефону в институт и разговаривала с профессором. Товарищ Кадомцев обещал быть у нас без четверти четыре.

— Хорошо, благодарю вас. — Гончаров еще некоторое время разглядывал со всех сторон окурок, потом бережно уложил его обратно в конверт.

— Надо выяснить один весьма существенный вопрос, — сказал он. — Как давно снимался с машины номер?

— Номер вообще не снимался, — ответила Коваленко. — Эксперт осматривал машину, установил, что номер надет давно и в последнее время не снимался. Письменное заключение будет готово к вечеру.

Гончаров внимательно выслушал ее и сказал тихо, ни к кому не обращаясь:

— Я так и думал!..

— А вот, товарищ майор, еще один немой свидетель. — Дроздов взял со стола и передал в руки Гончарову целлофановый конверт и большую лупу.

— Ну, тут без микроскопа не обойтись!

— А я его сейчас принесу. Разрешите! — Не дожидаясь ответа, Коваленко поспешно вышла из комнаты.

Осторожно, тем же пинцетом майор вынул из пакетика волосок, положил его на предварительно разостланный на столе чистый лист бумаги и стал внимательно рассматривать через увеличительное стекло. Потом взял со стола линейку и измерил длину волоса.

— Ишь ты, какой длинный: двадцать девять сантиметров.

Вошла Коваленко с микроскопом и поставила его на стол.

Гончаров, не торопясь, поместил волос между двумя стеклышками. Мы внимательно наблюдали. Прошло несколько минут.

Закончив свои исследования, Гончаров уложил волос в пакет, спрятал микроскоп в ящик и сказал:

— Ну, что же, друзья, кое-какими новыми данными мы обогатились. По структурному строению это волос человека, и, судя по его длине, он принадлежит, вернее, принадлежал женщине. Итак, мы знаем: женщина курит и красит губы помадой ярко-морковного цвета. К этому теперь мы можем добавить, что она крашеная блондинка и носит короткую прическу.

— Откуда вы все это узнали? — недоверчиво спросил я.

— Видите ли, обыкновенно волос к концу постепенно утончается и имеет иглообразный вид. Иногда вершина его расщепляется, как говорят судебные медики, «метелочкой». А так как у этого волоса окончание ровное, следовательно, волос обрезан и, вероятнее всего, острижен ножницами.

— Но, может быть, он не острижен, а женщина случайно оборвала его, поправляя свою прическу? — не сдавался я.

— Нет, не может. Если волос оборвать, то место разрыва будет не ровное, а ступенчатообразное. Окончание волоса успело несколько зашлифоваться, надо полагать, стрижка была произведена не менее двух-трех недель тому назад. Это уже уточнит специалист.

— А как вы установили, что эта женщина — крашеная блондинка? — спросил я.

— Очень просто. Весь волос светлый, а у корня темный. За время, прошедшее после окраски, волосы отросли и у корня имеют свой естественный цвет.