Маятник веков - [17]

Пока в его голове лихорадочно проносились все эти смятенные мысли, ситуация становилась всё безысходнее и безысходнее. Наконец, ему удалось, запинаясь, пробормотать: – извини, мол, хворый я сегодня…

Она участливо потрогала его лоб, покачала головой и, накинув сарафан, выскользнула из каморки. На весь день его оставили в покое, как "болящего", и даже дали выпить какого – то лекарства – сладкого и духовитого медового отвара с травами. "Прохворав" с неделю, он сказал и супруге, и попу, что, исцеления ради, дал зарок к жене не приближаться. Жена, потупившись, приняла это смиренно, но поп стал журить: – Не дело удумал, Лександр! Почитай, медовый месяц миноваться не успел, а ты… Негоже эдак – то супругу забижать, негоже. Да и, примечаю, вроде не люба она тебе: и не поколотил ни разу! Уж коли до баб не охоч, так в монахи бы шел! А коль оженился – изволь не дурить: ведь сам Господь сказал:

"Плодитесь, размножайтесь"! А зарок твой глупой я с тебя, как поп, снимаю. А не станешь жить с супружницей – такую эпитимью наложу, что не обрадуешься!.

Александр, после такого пасторского внушения, решил, что "плетью обуха не перешибешь", и придется покориться, но формально: всё равно ничего не получится.

И, действительно, сперва не получалось, но вдруг как – то раз получилось… А потом – еще раз, и еще… Короче, его "семейная жизнь" помаленьку "наладилась"… Поначалу ему было здорово не по себе, а потом попривык…

Глава 5.

Чем больше Александр приглядывался к своей непрошенной жене – полуребёнку, тем она больше его умиляла: тихая, покорная, она всегда "смотрела ему в рот", всегда беспрекословно и, как правило, охотно делала всё, о чем бы он ее ни попросил.

Стоило ему заговорить чуть громче, как она тотчас робела и сжималась, будто бы ждала физической расправы. Хотя Александр никогда ее пальцем не трогал, и это ее, по – видимому, удивляло – может даже, огорчало…

– Жену надо учить, – говорили ему нередко и поп, и попадья, – не то разбалуется!

Но тот испытывал омерзение при одной мысли о чем – то подобном, да и поводов к таким действиям явно не видел: не колотить же за случайно разбитую плошку или пересоленные щи! Хотя прекрасно знал и наблюдал не раз, что именно за это и колотят своих жен люди той эпохи… И бедные жены изрядно побаивались своих тяжелых на руку мужей, но, похоже, все – таки, как правило, любили…

– Хорошо, что я не женщина двадцатого столетия, – думалось ему частенько, – уж та бы не стерпела, да дала бы сдачи! А потом ее или забили бы до смерти, или, в лучшем случае, надолго б заперли в домашнюю тюрьму! – Впрочем, надо еще разобраться – кому из них хуже: этим забитым, бесправным, изруганным бабам или моим "вьючно – сумчатым" современницам? Образованным, цивилизованным, "самостоятельным", но частенько таким несчастливым, таким одиноким!

У этих муж – кормилец, и опора, и наставник, а у наших? Будто чемодан без ручки: и тащить невмоготу, и бросить жалко! И кого осчастливило "равноправие" это дурацкое? И те, и другие "качают права", а вся жизнь идет прахом! Легкомысленные браки и дурацкие разводы, безотцовщина – а разве вырастишь мужчину без отца? Вот их теперь и нету!

И не так уж, видно, страшны эти оплеухи да тычки, когда есть главное: ответственность, привязанность, заботливость… Про любовь здесь мало говорят – стесняются, что ли – как, впрочем, и все, кто серьезно относится к этой "материи", в любые эпохи застенчиво прятали лучшие чувства свои, но любить, похоже, умеют: им, как видно, и в голову не приходит – как это можно не любить Господом данного мужа или данную Богом жену!

Он с острым любопытством искал что – то общее между этой данной ему в жены девочкой и той прекрасной женщиной из будущего, о которой частенько вздыхал…

Несмотря на огромную разницу в интеллекте, их объединяла восхитительная женственность: он чувствовал, что может и любить, и даже уважать эту дико-невежественную, до смешного неразвитую полудикарку, с которой и поговорить – то было не о чём!

– Может быть, попробовать обучить ее грамоте? – пришла ему в голову шальная мысль.

– Давай – ка, Наталья, научу тебя книжки, читать, – предложил он ей как – то как бы невзначай. Та испуганно взглянула исподлобья (голова ее почти всегда была "опущена долу"), и произнесла затравленно и тихо:

– Как прикажешь, батюшка… Только – не вели казнить – на кой мне это… Ей, наверно, представилось, что муж станет вбивать ей в голову непостижимо – загадочные знаки, коими усыпаны многомудрые книжицы, с помощью палки и плетки, как это всегда делалось в те времена.

– Не дал мне, бабе глупой, Бог ума, чтоб ту премудрость одолеть! Да и мужики коситься станут – позавидуют, а то и прибьют ненароком! Уж пожалей меня, родименький, аль чем тебя прогневала?

– Да, права она, пожалуй, – невесело подумал Александр. -Да и что она сможет читать? Библиотек нет, книги дороги – даже и зажиточным не по карману -да и по содержанию – то, в основном, церковные: псалтырь, молитвослов… Но ведь молитвы каждому и так известны наизусть! Попробовать без книг вложить ей что-то в голову? Так не поймет, или, того хуже, поймет по – своему: уродливо, нелепо! Да и что такого уж отрадного в приобретении познаний? Ведь сказано же мудрецами: