Маятник - [5]

Затем полицейские перешли в главную комнату кассы. Шкафы и стеклянная витрина были заперты, замки на них нетронуты. На полу валялись разбросанные в беспорядке десять просроченных квитанций на заложенные в ссудной кассе Ивана Мироновича вещи.

Во время осмотра помещения кассы в полутемной прихожей раздались голоса — один взволнованный, требовательный, другой — примирительно-официальный. Потом дверь в комнату приотворилась и в щель просунулась голова полицейского:

— Ваше благородие, тут хозяин кассы пришел. Прикажите пустить?

Непонятно было к кому он обращался, но поскольку пристав был единственным человеком в полицейской форме, то он и ответил:

— Давай его сюда. Пусть заходит.

В комнату буквально ворвался крепкий, лет 50-ти мужчина, с седеющей курчавой шевелюрой, с нафабренными седыми усами. Невысокого роста, с прекрасным персиковым цветом лица и полными красными губами, он был одет в добротную брючную пару из качественной темно-серой шотландки. Черный велюровый жилет выражал претензию хозяина на элегантность, а толстая золотая цепь от часов недвусмысленно свидетельствовала о его зажиточности. Он производил впечатление человека, который своего не упустит. Отличная осанка и уверенная манера держаться выдавали в нем отставного военного, впрочем, как и усы, которые согласно традициям того времени могли иметь лица, обладающие правом ношения мундира. Иван Иванович Миронович выглядел взволнованным и возмущенным. Ему еще во дворе рассказали о случившемся и он прямиком, не делая попыток взглянуть на труп девочки, бросился к своим шкафам.

— Взгляните, все ли ключи и вещи на месте, не пропало ли чего, — после взаимного представления обратился к нему Черняк.

Миронович подошел к отгораживающему угол шкафу, запустил руку глубоко в щель и выудил связку ключей, которая, по всей видимости, висела на гвозде, вбитом в заднюю стенку шкафа. Взяв связку в руки, он внимательно осмотрел её, убеждаясь, что все на месте. Потом проверил замки на шкафах и витрине — все было заперто. Двигался Миронович быстро, резко, шумно дыша и не переставая рассказывать, как ему только что внизу, во дворе, рассказали и про убийство, и про дверь, стоявшую всю ночь открытой, и про полицию… Выглядел он по-настоящему взволнованным, если не сказать, напуганным.

Пристав Рейзин, наблюдавший за ним безмолвно, вдруг произнес:

— Не желаете ли взглянуть на труп, господин Миронович? Там, в маленькой комнате…

Хозяин кассы не ответил. Он подошел к витрине и внимательно всматривался в предметы, помещенные за стеклом.

— Так и есть! — воскликнул он, — Я же чувствую, что меньше стало! Не хватает! Не все вещи на месте! Пропали часы, да не одни, медальон… еще брошка, портсигар, портмоне для серебряных монет… — принялся он перечислять.

— Это были самые ценные вещи в витрине? — спросил Гаевский.

— Да нет же, нет! То-то и странно, сам не пойму! Вот же, почти рядом — очень дорогая табакерка, финифть, белое золото, посмотрите, ее почему-то не взяли… Странно как-то.

— А замок-то нетронут, — многозначительно проговорил Черняк. Он, вооружившись лупой, рассматривал замочную скважину на крышке витрины. На ней не было ни царапинки, ни щелочки вокруг, замок плотно сидел в своем гнезде.

— Может, вынуть и разобрать? — предложил Гаевский.

— Ну-ка, Викентий Александрович, дайте-ка я попробую, — сказал сыщик Иванов, опускаясь перед витриной на корточки и извлекая из кармана собственную 10-кратную складную лупу.

Пока сыскари — каждый со своей лупой — рассматривали крышку витрины, пристав обратился к хозяину кассы:

— Вам, полагаю, следует составить список пропавших вещей и бумаг. Но с этим можно повременить… Не хотите ли, все-таки, посмотреть на девочку? Как-никак, она была вашей помощницей.

— Да, она была… смышленая, — рассеянно кивнул Миронович, — Да что уж теперь… Нет, на труп смотреть не хочу, увольте… потом…

— Какое страшное преступление — убийство с изнасилованием! — с нажимом произнес Рейзин, глядя на хозяина кассы неприязненно и цепко.

— То есть как?! — взвился при этих словах Миронович, — Какое тут изнасилование, тут изнасилования нет, тут не может быть изнасилования! — громко и неожиданно возбужденно заговорил он.

Крайне озадаченный такой реакцией, Рейзин ответил ему:

— Почему же вы можете знать, что тут нет изнасилования, когда отказываетесь даже взглянуть на убитую?

Миронович, выдвигавший в это время попеременно один за другим ящики стола, отвлекся от своего занятия, строго глянул на пристава и весомо проговорил:

— Полноте, господин пристав, не ловите меня на слове. Оставьте свои детские приемы для голытьбы с Сенной. Я отработал в полиции 12 лет и толк в полицейской работе знаю. Какое тут может быть изнасилование, скажите мне? Зачем грабителям девочку изнасиловать-то?

— Известно зачем: удовольствия ради! — парировал пристав.

— Бандит идет на убийство, рискует угодить в каторгу и на всю оставшуюся жизнь остаться прикованным к пятипудовой тачке! Зачем ему терять время на девчонку? Да он за одни золотые часы, взятые из этой витрины, возьмет лучшую шлюху с Лиговки. А тут — возня, шум, гам. Вы посмотрите какой двор-колодец: здесь в окно крикнешь и весь дом услышит, что на первом этаже насилуют. Да, вот и векселей недостает! Хорошие векселя были, на предъявителя, на большие суммы, просроченные, хоть сейчас к взысканию предъявляй. Да их с руками и ногами оторвут в любой закладной кассе!