Маяковский едет по Союзу - [33]

— Это покажет будущее, — заметил я.

Слово за слово. Оказалось, что мой сосед едет из Чебоксар в Ульяновск, куда и везет чувашские книги.

— Это не сочинения Белинского и Гоголя, — улыбнулся он, — и я не знаю, понесут ли их с базара. Но чувашей вокруг Ульяновска не меньше, чем в нашей столице.

Он спросил:

— А вы не имеете отношения к литературе? — Косвенное, — ответил я, — такое же, как все люди, которые ее читают.

— Жаль! Я сам поэт и переводчик. В прошлом году был в Москве. У нас там проходила неделя чувашской литературы и искусства. Вы не были на наших вечерах?

— К сожалению, я уезжал.

— В Москве я много успел. Побывал в музее Маяковского на Таганке, читал некоторые материалы, встречался с близкими ему людьми. Познакомился с сестрой поэта — Людмилой Владимировной, — продолжал мой попутчик. — Хотел еще встретиться с одним товарищем, который знал Маяковского. Вы не слыхали такого — Лавут Павел Ильич?

— Слыхал. Это я и есть! — ошарашил его я.

— Нехорошо врать, да еще в поезде! — обиделся было собеседник. Но я быстро убедил его в том, что говорю правду.

Мы познакомились. Чувашский поэт и переводчик — Стихван Шавлы — прочел мне на своем родном языке «Паспорт» и 19-ю главу из «Хорошо!». Я живо вспомнил «Казанское подворье» и молодых поэтов в гостях у Маяковского.

Но вернемся к 1928 году.

Маяковский выступал в Казанском университете. Как я уже говорил, среди других произведений он читал «По городам Союза», в котором вспоминал свой прошлогодний вечер у студентов.

Стихотворение вызвало бурную овацию.

Снова поезд. Маяковский сомневался — наш ли это вагон:

— Впервые встречаю такой вагон. Почему нет закрытых купе? Он как жесткий; но — мягкий.

Проводник объясняет, что вагон очень старый, таких во всей стране осталось несколько. Скоро и они рассыплются.

— Надеюсь, без нас. А кстати — почему он пустой? Где пассажиры? — интересуется Владимир Владимирович.

— У нас так часто бывает, — отвечает проводник. — Дорогой, правда, подсаживаются «служебные». Вот только что сел один железнодорожник, он устроился в закрытом служебном купе.

— А нельзя ли и нам так устроиться? Мы почти железнодорожники — всю жизнь разъезжаем.

В конце концов проводник пустил нас в закрытое купе.

— Значит, спальня у нас есть, — сказал Маяковский, — а открытые купе надо распределить так: в одном — будуар, в другом — салон, оно же — и местное казино, оно же — читальня.

А рядом — столовая. «Ну скажите, Кулидж, разве это жизнь?»[36] Вот это жизнь!

Всю дорогу никто не беспокоил. После завтрака он сидел в «читальне» за газетами и журналами. Потом переходил в «столовую» и т. д.

Шутил:

— Я и в ресторанах мало стесняюсь, а здесь совсем красота: ешь курицу руками в полное удовольствие… Теперь будем делить «общую курицу славы» — по одной ножке и по одной ручке. Соль пополам, чтобы не тыкать курицей в общую, как это часто делают в дороге.

Съев курицу, он вздохнул:

- «Ах, ножки, ножки, где вы ныне?»

К слову пришлось, я рассказал Маяковскому случай.

— В мягкий вагон вошел крестьянин с мешком и стоит. Трое уговаривают его снять кожух и присесть. Отвечает:

— Койку, боюсь, испачкаю.

Потом сел на краешек дивана и так просидел до своей станции. Выяснилось — обстоятельства заставили ехать в мягком, других мест не оказалось.

Маяковский задумался:

— Надо сделать так, чтобы все ездили на большие расстояния в купированных или мягких. Так оно и будет — не сомневаюсь. Это время — не за горами!

Ночью — станция Красноуфимск. Перед сном Маяковский решил прогуляться. Мороз трескучий.

— Чувствую уральский воздух. Уже похоже на север, Заставляю себя гулять на морозе: надо привыкать, поскольку я в принципе южанин.

Свердловск только просыпался.

Газетчики начинали свой крикливый день. Я позвал парня, взял свежие газеты. Маяковский привычно вонзил глаз:

— Смотрите — статья. И даже с портретом. Интересно!

Редкое явление: «Уральский рабочий» посвятил приезду гостя большую статью. Автор И. Нович, ныне известный литературовед, обстоятельно рассказал о творческом пути поэта, проанализировал поэму «Хорошо!». Он писал: «Владимир Маяковский — один из наиболее ярких представителей поэзии нашей пооктябрьской, революционной эпохи». И там же: «Приезд Маяковского на Урал — бесспорно глубоко положительное явление, становящееся особенно ценным в свете общего, наблюдающегося сейчас оживления литературной жизни области».

Первое выступление Маяковского ― в «Деловом клубе». Ему предшествовала любопытная история.

Я приехал в Свердловск еще 7 января и вел переговоры с заведующим этим клубом об аренде зала для вечера Маяковского на 26 января.

Он принял меня более чем равнодушно и выдвинул такие условия, с которыми нельзя было согласиться. Я ушел расстроенный. На следующий день, в воскресенье, я снова явился сюда, надеясь, что все же удастся убедить зава. Но… вторичная осечка. Загрустил. Скис.

Неожиданно мне навстречу по тускло освещенному коридору — группа людей. Среди них — Анатолий Васильевич Луначарский.

Я хотел пройти незамеченным. Но Анатолий Васильевич протянул руку:

— Здравствуйте! А вы что здесь делаете?

— Я здесь с Маяковским.

— Как, Владимир Владимирович здесь? Приятно, очень приятно.