Маяковский едет по Союзу - [29]

Но и этот отзыв не мог смягчить впечатления от «картонной поэмы». Владимир Владимирович мрачен.

— А может быть, поэма действительно плохая? — сказал он мне, когда мы покидали Ростов.

В армавирской гостинице Маяковский решил отлежаться до выступления.

— Пусть швейцар говорит всем, кто будет спрашивать, что меня нет дома. Быть может, полежу спокойно и почувствую себя лучше. Не срывать же вечер.

Но отдохнуть так и не удалось. Как ни уверял швейцар, что Маяковского нет, люди приходили и настойчиво стучали в дверь.

Маяковский не отзывался, но это не всегда помогало. Некоторые стучали так долго, что мне приходилось выходить и внушать: человек болен.

Самого настойчивого гостя он вынужден был все-таки принять. Им оказался заведующий книжным магазином. Он вошел, держа за руку мальчика:

— А это мой сын, он ни за что не хотел со мной идти, но я ему сказал: дурак, ты потом будешь всем рассказывать, что видал живого Маяковского. Я ведь так ждал вашего приезда и даже сделал витрину из ваших книг.

— А много у вас моих книг?

— Сколько угодно.

— Привезите их вечером в театр, я их куплю у вас.

— У меня слишком много, столько вы не купите.

— Тогда часть лично мне, а остальные продавайте в театре. Если они не пойдут, я вам помогу.

В антракте был налажен книжный базар. У столика — толпа. Маяковский раздавал автографы.

— Товарищи, подписываю без всякой надбавки, пользуйтесь случаем. У кого не хватает — я заплачу, а вы потом внесете в магазин.

Сначала покупали недоверчиво и робко, затем число покупателей угрожающе разрослось. Завмагу стало явно не по себе: «Не найдешь, с кого получать, смотрите, пожалуйста, как все вдруг заинтересовались стихами!» Столик под напором заскрипел. Завмаг суетился, ворчал: «Надо следить, как бы кто не стянул».

Маяковский сразу его успокоил, вручив в счет возможных неприятностей внушительный задаток. Завмаг повеселел: «Если бы не вы, так лежали бы эти книги еще несколько лет, ведь среди них много совсем не ходких — старые издания».

Перерыв затянулся, но публика не в претензии. Базар оказался интересным. Он — как бы продолжение выступления поэта.

Перед началом второго отделения Владимир Владимирович вошел в зал и продолжал взывать:

— Докупайте остатки! Потом будете жалеть!

Летучий аукцион разогрел публику, и вторая часть вечера прошла, пожалуй, еще оживленней. Возникла непринужденная беседа, которая заменила ответы на записки.

Маяковский возвратился в гостиницу с ценной добычей — связкой книг старых изданий.

Грипп держался. Маяковский предложил отменить вечер в Грозном и ехать прямо в Баку.

— Если я поеду сейчас в Грозный, то могут сорваться и Грозный и Баку. Жаль, конечно. Хорошо бы побывать в Грозном. Но что поделаешь?!

В Баку до выступления было два свободных дня. На них он и надеялся.

Южное солнце быстро одолевало болезнь.

В эти дни он работал над стихами о Баку[29]. Маяковский жадно вбирал в себя новый Баку: осматривал улицы, новостройки, восхищался первой в Союзе электрической железной дорогой, новым трамваем, заменившим унылую конку, побывал на нефтяных промыслах в Сураханах, на заводах.

И вместе с тем он ежедневно выступал: в Доме Красной Армии, на заводе имени Лейтенанта Шмидта, в рабочем клубе имени Шаумяна и у студентов, учителей…

В последние два дня он выступил пять раз (из них четыре — бесплатно).

О Маяковском распространялось много небылиц. Вот почему я и хочу остановиться на денежной стороне его поездок. Иногда он не только ничего не «зарабатывал» на них, но и докладывал к ним. Зато когда он находил нужным, вернее, справедливым, то настаивал на гонораре, считая, что его труд должен оцениваться высоко. Он воевал с людьми, которые полагали, что поэт — это «птичка божия» и поэзия — не профессия. Сами же деньги имели для него весьма условную ценность. Он мог гордиться тем, что «много заработал», однако только потому, что его труд высоко ценится. С радостью помогал товарищам, щедро оплачивал услуги. Одним словом, он был человеком мифически широкой натуры.

На одном из вечеров Маяковский сказал:

— Товарищей часто волнует: не много ли получает Маяковский? Не волнуйтесь. Я получаю меньше, чем мне следовало бы. Расходы все съедают. Учтите: болезни, срывы, не удалось «снять города», переносы, отсутствие сборов — тогда почти убыток. И любой счетовод и даже не счетовод выведет очень скромное среднее. Почему я люблю получать деньги? Деньги существуют, пока они представляют собой какое-то мерило. Меня никто на службе не держит, не премирует, у меня свободная профессия. Чем дороже оплачивается мой труд, тем приятнее: значит, больше ценят то дело, которым я занят. Если скажут рабочему: «С сегодняшнего дня ты переводишься на высшую ставку» — разве он начнет кричать на весь завод: «Не хочу»? Ему ведь приятно! А мне — тем более. Я — почти одиночка. Если я не буду уверен в том, что я делаю, то куда это будет годиться? Деньги — это тоже критерий. Я работаю не меньше любого рабочего. Отпуском ни разу в жизни не пользовался. Брать с тех, кто может платить, — правильно. А то перестанут ценить. Я получаю гонорар, как за любой литературный труд. Кстати, не везде я его получаю. Очень часто я выступаю бесплатно: например, в Москве я всегда выступаю бесплатно, кроме открытых вечеров. Оно и понятно — в Москве ведь нет дорожных расходов. Да и в других городах, на заводах и фабриках, в воинских частях, иногда в вузах. Я уверен, что большая часть публики это понимает. Но даже меньшинство должно отрешиться от ложных представлений.