Маяк на Омаровых рифах - [10]
— Эй, вы зачем меня заперли? — завопил водяной.
— Иначе никак! — крикнул из-за двери смотритель. — Старушка в лодке — мой друг. Не могу допустить, чтоб ты ее утопил.
— Если она твой друг, — захныкал Морешлёп, — то я не буду. Клянусь! Выпустите меня!
— Клянись не клянись, — крикнула Александра, — но пока лодка не приплывет, сидеть тебе под замком!
И тут вдруг Морешлёп смутился.
— А может, и правильно вы меня заперли, — пробурчал он. — На воле я бы не удержался — точно перевернул бы лодчонку! Такой уж у меня характер. Но войдите же и в мое положение: как я буду сидеть тут один-одинешенек в темноте? Хоть расскажите что-нибудь интересненькое…
— Это всегда пожалуйста! — крикнул смотритель. — Подожди-ка минутку!
И смотритель полез наверх за своим табуретом. Глянув с балкона на юг, он заметил черную тучу, которую ветром гнало прямехонько к лодке. Смотритель встревожился: вот-вот хлынет дождь!
— Если лодка попадет под ливень, — пробормотал Иоганн, — тетушка простынет и разболеется!
Сердито ворча, он взял под мышку свой табурет и спустился вниз — рассказывать обещанную историю. Морешлёп уже весь извертелся в подвале от нетерпения.
— Может, про трех китайских бургомистров? — спросил Иоганн.
— Наизусть знаю! — гулко раздалось из подвала.
— А я — нет! — заметила Александра.
— Ну, тебе я потом расскажу! — ответил смотритель.
Морешлёп задумался: что бы такое послушать? И тут его осенило. Хорошо бы сейчас про волшебников!
— Про одного волшебника я могу рассказать, — отозвался Иоганн. — Слыхал ли ты о волшебнике по имени Хинц Розенхольц?
— Слыхом не слыхивал! — в волнении заорал Морешлёп. И громко хлопнул себя по пузу от удовольствия. Послушать новенькую историю — что может быть приятней! И смотритель, то и дело косясь на тучу, повел рассказ…
История про волшебника по имени Хинц Розенхольц
Что на свете есть волшебники, ни для кого не секрет. Много разных историй служат тому доказательством. Но что среди колдунов и магов встречаются иной раз добрейшие люди, знают немногие. Вот почему мне и подумалось, что надо бы рассказать об одном волшебнике, который некогда жил у нас на острове. Звали волшебника Хинц Розенхольц, и была у него на Тюленьей улочке, прямо на взморье, лавка со всякими пустяками. Если бы Хинц захотел, он бы стал богачом и жил в роскошном дворце. Но богатство его не манило. Хинц любил свою лавочку и скромный домик у моря, где он жил один-одинешенек, с черным котом Цап-царапом.
Волшебному ремеслу Хинц никогда не учился. Не было у него ни книги с колдовскими рецептами, ни гадальных шаров. Зато был природный талант кудесника. Возьмет, бывало, в руки старую фетровую шляпу, поглядит на нее задумчиво и от всей души пожелает: «Хочу, чтобы эта шляпа превратилась в кукольный домик для малышки племянницы!» И надо же: под длинными тонкими пальцами и долгим задумчивым взглядом старая шляпа потихоньку растет, появляются стенки с узорчатыми обоями, отворяются шесть окошек, в рамы вплывают стеклышки… И вот уже Хинц держит в руках не старую шляпу, а кукольный домик, такой хорошенький, что лучше и пожелать нельзя.
Мой отец не раз наблюдал, как старик Хинц колдует, а потом рассказывал мне. Сам я — увы! — не видел, потому что, когда я был маленький, колдовать у нас на острове запрещалось. Но однажды пришлось мне убедиться, что удивительное искусство нашего Хинца не пустые слова, а самая что ни на есть диковинная правда. Случилось это во время большого голода.
Зима в том году выдалась лютая. Остров отрезало от всего мира. По морю плыли, с хрустом и скрежетом наползали друг на дружку огромные льдины; они так усердно проталкивались вперед, что треск и грохот долетали в самые дальние закоулки наших домов. Ни один корабль не мог подойти к берегу и привезти нам с большой земли хлеба, мяса и молока. А ни коров, ни овец, ни пашен на скалистом острове не водилось. Жителям только и оставалось, что ловить рыбу да стрелять птиц. И когда все съестные припасы в ту зиму вышли, кормились мы одной только рыбой да птицей. Кончились у тебя запасы соленой и вяленой рыбы — идешь по соседям. Тяжелые времена наступили! Если кто заводил разговор о хлебе, мясе и зелени, у всех слюнки текли, а в глазах загорался голодный блеск. И поговаривали в народе, будто нашлись какие-то люди, готовые за кружку свежего молока подарить волшебнику целый дом. Но Хинц строго держался запрета и даже в свою кладовую съестных припасов не наколдовывал. Питался, как все мы, рыбой да птицей.
Когда так прошли четыре недели — вот уж и рыба стала кончаться, — в ратушу к бургомистру явилась толпа возмущенных островитян.
— Так больше продолжаться не может! — заявили они. — У наших детишек урчит в животе от голода. Наши жены не знают, что подать на обед. А наши бочонки с соленой рыбой вот-вот опустеют. И единственный, кто может нас спасти, пока льды не растают, это Хинц Розенхольц!
— Друзья мои! — отвечал бургомистр. — Я ведь тоже хожу голодный. Я знаю, каково приходится жителям нашего острова. Но мне строго-настрого велено запрещать колдовство. По закону всякого колдуна отправляют в тюрьму — навсегда! Не хотите же вы, чтобы славный Хинц Розенхольц до конца своих дней томился за решеткой? И все ради того, чтобы нам отведать мясца и зелени?
