Маяк - [22]

Сейчас они лежали рядом, ощущая тепло друг друга, но мысленно уже отдалившись, обратив лица к голубой умиротворенности неба, к наплывающим время от времени белым кучевым облакам. Необычное для осени тепло солнечных лучей нагрело окружавшие ложбину каменные глыбы, и оба были обнажены до пояса. Деннис уже натянул джинсы, хотя молния не была застегнута, а смятая вельветовая юбка Миранды едва прикрывала ей бедра. Другие предметы ее одежды лежали небрежной кучкой сбоку, на них был брошен бинокль. Сейчас, когда страстное желание было удовлетворено, все другие чувства Денниса необыкновенно обострились, в ушах звучала — так всегда случалось здесь, на острове, — какофония самых разнообразных звуков: биение моря, грохот разбивающихся о камень волн, журчание воды и, время от времени, дикий вскрик чайки. Он ощущал запах раздавленной травы и твердой почвы полей, слабый, неопределимый, полусладкий-полукислый запах, идущий от каких-то растений с круглыми мясистыми листьями, ярко-зелеными на фоне серебристого гранита, запах моря и терпкий запах разгоряченной плоти и секса.

Он услышал негромкий, умиротворенно-счастливый вздох Миранды. Это вызвало у него прилив благодарной нежности; он повернулся к ней и вгляделся в ее спокойный профиль. После их ласк она всегда выглядела именно так: довольная, загадочная улыбка, гладкое, на несколько лет помолодевшее лицо, будто какая-то волшебная рука стерла с него едва заметные следы начинающегося старения. Он был ее первым мужчиной, когда они стали близки, но в их безрассудном соитии не было ни неуверенности, ни пассивности. Она открыла ему себя, словно этот миг мог компенсировать ей все бесплодные, лишенные жизни годы. И сексуальное удовлетворение высвободило в ней нечто большее, чем полуосознанную телесную потребность, чтобы рядом была теплая, чуткая живая плоть, нечто большее, чем жажду любви. Украденные ими обоими часы давали им возможность не только удовлетворить неодолимое желание физической близости: они проводили эти часы в разговорах, порой отрывочных и бессвязных, но чаще всего позволявших им излить накопившиеся и давно скрываемые обиды и огорчения.

Деннису было известно кое-что о ее жизни с отцом, он наблюдал все это вот уже двенадцать лет. Но если тогда он и испытывал к ней жалость, это было лишь мимолетное, быстро проходившее чувство, не окрашенное ни малейшей привязанностью. В ее слишком явной деловитости, в ее сдержанности, в ее манере порой вести себя с ним скорее как со слугой, чем с доверенным помощником ее отца виделось что-то пугающе непривлекательное. Порой ему даже казалось, что она вообще не замечает его присутствия. Он говорил себе, что она дочь своего отца. Оливер всегда был весьма требовательным работодателем, особенно когда отправлялся в рекламные поездки за границу. Деннис часто раздумывал над тем, зачем Оливер берет на себя этот труд: с коммерческой точки зрения такие поездки вряд ли были необходимы. Деннис подозревал тут существование совсем иных резонов. Такие турне удовлетворяли потребность Оливера в публичном подтверждении уважения к нему многих тысяч читателей, более того — даже их преклонения перед ним.

Однако эти поездки требовали страшного напряжения сил, оборачивавшегося нервозностью и раздражительностью, наблюдать которые дозволялось только дочери и Тремлетту. Миранда завоевывала всеобщее неодобрение постоянными критическими замечаниями или требованиями, которые сам отец никогда никому прямо не высказывал. Это она тщательно проверяла каждый предоставленный ему гостиничный номер, она наполняла водой ванну, когда сложное устройство, контролирующее подачу горячей и холодной воды, включение душа или крана над ванной, оказывалось выше его понимания. Она хранила его священный покой в свободные от встреч часы, добивалась, чтобы ему подавали ту еду, которую он любил, незамедлительно и в то самое время — пусть и неудобное для отеля, — когда он этого хотел. У Оливера были странные причуды. Миранда и сопровождавшая их девушка из рекламного агентства должны были следить, чтобы каждый читатель, желавший получить его автограф с посвящением на купленной книге, передавал ему записку со своим именем, четко написанным большими буквами. Он заставлял себя терпеливо высиживать долгие часы, доброжелательно подписывая желающим книги, но терпеть не мог, если к нему, когда он уже отложил ручку, обращались с запоздалыми просьбами об этом работники книжного магазина или их друзья. Тогда Миранда тактично забирала их книги с собой в отель, обещая, что они будут подписаны к следующему утру. Тремлетт знал, что на нее смотрят как на неприятное приложение к рекламному туру, как на человека, чья безапелляционная деловитость резко контрастирует с доброжелательной готовностью ее знаменитого отца пойти всем и каждому навстречу. Самому Деннису всегда снимали в отелях номера похуже. Эти номера были гораздо роскошнее, чем все то, к чему он привык, и у него не было причин жаловаться. Он подозревал, что и к Миранде относились бы точно так же, если бы ее отцу не было необходимо, чтобы она находилась в соседнем номере.