Матвей Петрович Бронштейн - [77]

В конце 50-х годов он был аспирантом и занимался теорией переноса излучения. Знакомясь с предшествующими работами, добрался до классической книги Хопфа (1934) [294], в конце которой есть короткий список работ. Там среди фамилий известных ему (и знаменитых) был какой-то М. Bronstein:

«Это имя было мне откуда-то знакомо. Откуда? Ну, конечно, в знаменитой книге Чандрасекара (1950) «Перенос лучистой энергии» имеется соотношение Хопфа—Бронштейна, но нет, дело не только в этом. И вдруг я понял: это тот самый М. П. Бронштейн, статьи которого в сборнике "Проблемы космической физики" (середина 30-х годов) есть у меня дома — значит, наш. Еще немного — и произошло "короткое замыкание": я вдруг понял, что это тот самый Бронштейн, который написал чудесную книгу "Солнечное вещество". В первые послевоенные годы, думаю, в году 47-м, я взял ее в библиотеке детского сектора Ленинградского клуба ученых и прочел сразу, взахлеб, не отрываясь. Я тогда читал по астрономии все сплошь — уже решил стать астрономом. Сейчас не помню почти ничего про то, что читал, ни названий, ни авторов, но эта удивительная книга меня тогда поразила. Итак, соотношение Хопфа—Бронштейна (термин, введенный Чандрасекаром) — это соотношение моего Бронштейна, того самого, который своим "Солнечным веществом", возможно, определил мою судьбу — не прочти я этой книги, возможно, не стал бы и астрофизиком».

После «Солнечного вещества» Бронштейн написал еще две книги для детей — «Лучи Икс» и «Изобретатели радиотелеграфа», уже почти без редакторской помощи [298, с. 293]. Так что профессию детского писателя он освоил очень быстро.

Обратим внимание на то, что темы для детских книг Матвей Петрович выбирал довольно далеко от области собственных научных занятий: экспериментальная физика, химия, техника (как мы видели, внимательный рецензент даже назвал автора «Солнечного вещества» специалистом-химиком). И здесь он не искал легкого пути, ведь для художественного описания необходимы точные, достоверные детали, а добывать их приходилось не только из памяти, но и специально изучая литературу[66].

В этом проявилось очень серьезное отношение М. П. к своей литературной работе. Выбранные им темы были для детей гораздо доступней и полезней, чем приключения в теоретической физике. На теоретические темы Бронштейну, разумеется, было бы легче писать, но полноценное восприятие их предполагает достаточную взрослость читателя, способность к абстрактному мышлению и хорошо усвоенную истину, что физика — наука экспериментальная.

В наше время научно-художественные книги пишут не только (и даже не столько) в расчете на детскую аудиторию. Нет сомнений, что Бронштейн много интересного о смысле и драматизме науки мог рассказать также и взрослым. И тем, кому жизнь науки понятна не более, чем фильм или даже радиоспектакль на неизвестном языке, и тем, чья жизнь связана с наукой. Этого он сделать не успел. Однако рассказывать о науке юным читателям не только более сложное, но и гораздо более ответственное дело, если иметь в виду возможные его последствия. Кроме того, повторим еще раз вслед за многими, что детские книги М. П. Бронштейна — достояние Литературы, предназначенной всем. Не случайно один из нынешних мастеров научно-художественной литературы Д. Данин, размышляя об определении и самоопределении научно-художественного жанра [176], в качестве образца взял «Солнечное вещество».

6.4. Личность

Каким человеком был тот, в ком жили столь обширные знания, острый ум и таланты? Отдельные штрихи личности угадываются в событиях творческой жизни Бронштейна, о которой рассказывалось в предыдущих главах. Воссоздать же целостный человеческий образ можно только художественными средствами. Попытаемся хотя бы эскизно обрисовать облик Матвея Петровича, ограничиваясь возможностями истории, опираясь на свидетельства и документы.

Всем известна задача из школьного курса черчения — по двум проекциям предмета построить третью и вместе с тем составить объемное представление об этом предмете. Составить представление о личности М. П. Бронштейна на основании даже гораздо большего количества проекций — дело очень сложное. Потому что не только разные проекции — то, как М. П. виделся разным людям,— противоречат одна другой, противоречивы и некоторые проекции в отдельности. Это следствие сложного и гармоничного устройства интересующего нас предмета. Говоря о личности М. П., уместнее вспомнить не фигуры трехмерной или даже многомерной геометрии, а, скорее, объекты квантовой физики, «проекции» которых, как известно, существенно зависят от экспериментальной ситуации в целом. Поддаваясь этой аналогии, попытаемся охарактеризовать человеческую индивидуальность М. П. с помощью парных, сопряженных качеств.

А. И. Ансельм помнит Бронштейна и ершистым, и скромным (письмо Г. Е. Горелику от 26.4.1984 г.). Как-то М. П., узнав, что Ансельм проводит отпуск, путешествуя на лодках по Днепру, попросил взять и его с собой. «А плавать вы умеете? — спросил Ансельм.— А то еще утонете — отвечай потом перед наукой!» — «Ну, перед наукой вам отвечать не придется,— успокоил М. П.— Я ведь не Ландау. Я более педагог, чем ученый».