Матушка-Русь - [22]

Шрифт
Интервал

…На реке на Каяле
тьма свет покрыла.
По русской земле
простерлись поганые,
как барсово жадное племя.
Уж покрылась позором слава,
Уж пало насилье на волю…

Лихорадит Святослава, дают себя знать старые раны. Старательно выписывает он строку за строкой на жестких листах из телячьей кожи, и будто груз с души спадает, будто все боли и горести его в песню выливаются. К отмщению зовет она. Грозным судией встает Святослав перед князьями:

Неправыми жребиями
владенья себе порасхитили!
Где ваши золотые шеломы
и копья польские,
и щиты?
Загородите полю ворота
своими стрелами,
за землю русскую,
за раны Игоря,
Храброго Святославича!..

НЕ ПОЛОВЦЫ СТРАШНЫ

Сказал мудрый человек: от стрелы, пущенной в цель, разделенный воздух тотчас опять сходится, так что нельзя узнать, где прошла она.

Зябко и хмуро в княжьей опочивальне. Мутный свет пробивается сквозь цветные решетчатые оконца, нехотя расплывается по покоям. Нет у него силы совладать с выползающим из углов сумраком.

Метель на дворе стонет, гонит снежные вихри куда-то в степь. Так вот и люди: подхватит их вихорь, словно стаю снежинок, закрутит, завертит и понесет невесть куда. И мнится им, что своею волею мчатся и кружатся.

Тяжко…

Нет мочи подняться князю. Пересилила хворь проклятая, свалила. Не ко времени свалила. В такую непогодь и раны острее ноют — память о бесславном походе.

Не обидно старику готовить саван смертный — пройден им путь земной. А Святослав не в тех годах, чтоб до конца испить чашу жизни своей. Сейчас бы только и начать все сызнова.

— Весна скоро. Перед теплом ветры злятся. Солнышко — оно жизнь пробудит. Жди его, Ольгович.

Кто это? А-а, Путята… Сгорбился, как сыч на овине. Нет, старик, видно, не знать больше весны. Выше головы не поднимешься.

— Свечи запали.

Гусляр вышел осторожно, будто крадучись. Тонко скрипнула под ногой половица.

Привязался старик к князю, словно к дитяти малому. Ни на шаг от него не отходит. Хозяином стал в тереме. Челядь вступает в опочивальню только с его позволения.

Путята вернулся с тресвечником. Тени заплясали по бревенчатым стенам. Осветилось дрожащим светом широкое ложе, прикрытое тяжелой занавесью.

Князь приподнялся. Очертила тень его тяжелый лоб, худые скулы, мягкую взъерошенную бородку. Кожа да кости — и в чем душа держится? Глаза нездоровым тревожным светом горят.

— Лежи, не натруждая себя. К болестям тоже хитрость надобна: притворись покорным — она и отпустит. А как отпустит, так поднимайся и скидывай с плеч.

Запрокинул Святослав голову на подушке, сказал упрямым полушепотом:

— И так одолею.

— Прямой тропой гору не перевалишь. Разума держись, а не упрямства.

Путята помолчал. Присел возле князя на резную лавку.

— О «Слове» моем какие вести?

— У доброго дела пути тернисты. Не враз, Ольгович, не враз.

— Истомился. Сам знаешь.

Снова заныла грудь, туман перед глазами поплыл.

Велика земля — Русь. Да разбросана, растерзана на лоскутные уделы, что полог заплатанный. Сердце недоброе чует: коль дохнет сейчас ветер с чужих краев — устоит ли она, не сломится ли? Не столь половцы страшны: сами они меж собой грызутся. Но придет такая сила, что навалится на Русь лоскутную, сомнет и по кусочкам к себе приберет…

Да, не половцы страшны… А кто?.. Или что? Может быть, само устройство Руси, когда вся воля в руках жадного князька? Но ведь издревле такой обычай. Нет, не издревле — прежде суд и дела решали седобородые старейшины с общего совета. Да и ныне в великом Новгороде князь — только воин, и призывают его не по наследственному праву, а по достоинству. А мирские и воинские дела решает там вече, весь город…

Недуг перебарывая, записал Святослав гневное и горькое сказание свое на листах из телячьей кожи.

Послал он его в стольный Киев — великому князю. И нет от него ни привета, ни весточки.

Зря успокаивает гусляр, все равно сомнения душу грызут.

…Видится Святославу — горит холодным голубым пламенем снег под луной, недвижна лохматая тень дуба. Стоит князь с невестой под дубом. И нет печали в ясных девичьих глазах, загорелись они надеждой и радостью. И будто встает над заснеженным лунным лесом Ярило-солнце красное. Протянул к ним мягкие лучи, словно руки, и неощутимо обнял ласковой теплотой.

В ЛОВЧЕЙ ИЗБЕ

Повелел боярин Ольстин отвезти половчанку в ловчую избу, в охотничью свою вотчину, чтобы скрыть от глаз ревнивой супруги. Приставлен был к невольнице верный слуга — боярский медвежатник Тум.

Страшен он видом. Вышиб проворный медведь рогатину из его рук и подмял. Спасибо, сам боярин с топором подоспел, а то бы совсем не сдобровать. С тех пор и ходит Тум, вбок согнувшись, будто подломленный: правое плечо под ухом, а левое вровень с грудью.

Равнодушно выслушал Тум от челядинцев Ольстинов наказ — не спускать глаз с невольницы. Не впервой быть ему свидетелем боярских утех. Только и сказал:

— Басурманка, стало быть. Ничего, привыкнет. Медведь на что лют, а и тот под батогом на бочке пляшет.

Половчанка стояла перед ним ни жива, ни мертва. От одного вида мужика прошел холодок по спине.

— В избе приберешь, щи сготовишь, корову подоишь, — тут же приказал он ей, повернулся и заковылял под горку в лес.

Ловчая изба совсем не похожа на избу. На пригорке стоял светлый, будто игрушечный, теремок. Рядом рос корявый дуплистый дуб, из-под которого струился ключ.


Еще от автора Алексей Михайлович Домнин
Охотничьи были

Рассказы об охотниках и рыбаках.


Поиск-81: Приключения. Фантастика

В сборник вошли приключенческие повести и фантастические рассказы.


Лесные всадники. Кондратий Рус. Поход на Югру

В этом выпуске «Библиотеки путешествий и приключений» мы предлагаем читателям исторические повести пермских писателей Андрея Ромашова и Алексея Домнина.Повесть А. Ромашова «Лесные всадники» рассказывает о давних событиях истории Прикамья. Тысячу лет назад великая река Кама так же несла свои воды среди могучих суровых лесов. Но жили на ее берегах другие люди — далекие предки современных манси и венгров.Беспрерывные набеги врагов заставили племя лесных всадников покинуть родину. Они ушли, но не покорились врагам.Вторая повесть — «Кондратий Рус» — рассказывает о первых русских переселенцах в Прикамье.


Сказания о Кудым-Оше и Пере-охотнике

По мотивам коми-пермяцких преданий.


Молния на кочерге

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Живая вода

«Забавный он человек, этот Буба. Сказки он называет завирушками, а меня дразнит фантазёрником. Он верит только тому, что сам знает и видел».


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.