Мату-Гросу - [20]

Вид сверху позволял также оценить пропорции выбранной рабочей территории для лагеря, квадрата со сторонами двадцать километров. Лагерь находился почти в центре этого квадрата, и мы полагали, что такой кусок земли не был ни чрезмерно большим для проведения тщательного исследования, ни чрезмерно малым и непредставительным. С воздуха все четыреста квадратных километров площади все равно выглядели крошечными в окружении тысяч и тысяч квадратных километров того же леса. С земли, если идешь пешком до какого-нибудь отдаленного места в этом квадрате, он казался довольно большим. Сеть пикад сделала большую часть его достаточно доступной, но ходить по нему, особенно в первое время, было нелегко. Для этих предварительных прогулок необходимы были как компас, так и хорошо изученные аэрофотоснимки.

Для людей, незнакомых с девственными лесами подобных размеров, представлялась весьма необычной та быстрота, с которой можно было потерять ориентировку в такой дикой местности. Имелись различные факторы, усугубляющие положение. В первую очередь тут не было никакого обзора, а в облачные дни не было видно и солнца. Во-вторых, здесь, как правило, нельзя идти по прямой: на пути встречаются всевозможные препятствия, что в результате ослабляет и сбивает ориентировку.

Лучше чувство направления сохраняет идущий сзади. У него имеется большая возможность ориентироваться. Тем не менее компас нужен обязательно.

В пределах ста метров человек мог ошибиться в направлении на девяносто градусов, особенно если дорога была чрезвычайно трудной и — что чрезвычайно важно — если человек был убежден, что для него удобнее уклониться в ту или другую сторону от курса, показываемого компасом. Летчики, потерявшие ориентировку, стремятся лететь — если их больше ничто не привлекает — по направлению к солнцу. Путешественники, заблудившиеся аналогичным образом, стремятся идти или ехать по направлению к чему-то конкретному. Так же обстояли дела и в лабиринте Мату-Гросу. Поддерживать прямой курс было невероятно трудно, какая бы растительность ни была вокруг — однородная или разнообразная.

После некоторых предварительных исследований, проведенных частично для того, чтобы получить представление о данной проблеме и подтвердить абсолютную необходимость пикал, было принято решение о прокладке в границах квадрата определенных маршрутов. Они должны были служить как дорогами для доступа в лес, так и секущими линиями — прямыми, идущими через различные районы, вдоль которых можно будет получать ценные сведения об изменениях характера почвы, о видах растений и тому подобном. В качестве тропинок пикады полностью изменили характер продвижения, поскольку здесь стала возможной ходьба с нормальной скоростью. Но даже и в этом случае осторожность была необходима. Прокладка пикады заключалась в том, что нужно было срубить и убрать небольшие деревья и растения на узкой полосе выбранного пути. При рубке всей растительности почти под корень и под удобным углом на пикаде появлялись многочисленные колья, заостренные вверху. Упасть на них или, в наихудшем случае, упасть навзничь, а потом сесть на такой кол было бы смертельным.

Пикада во всех случаях представляла собой компромисс между отсутствием тропинки и наличием свободного пути без каких-либо препятствий. Члены экспедиции были благодарны за прокладку этих проходов, но им приходилось проявлять непрестанную бдительность, особенно когда тропа шла через беспорядочно стоящие, скользкие, выступающие над землей остатки бамбука.

Кстати сказать, вначале пикады прокладывали англичане. Они намечали путь с помощью компаса. Также с помощью компаса они проверяли его отклонения. Бразильские рабочие наблюдали за их действиями. Когда же за дело принялись бразильцы, то без компаса, только время от времени оглядываясь назад, они прорубали пикады гораздо быстрее и намного точнее. Теперь за работой наблюдали англичане, которые впоследствии имели мужество признаться, что тамошние бразильцы, стоявшие перед ними, знали, что к чему в здешних местах. Они всю свою жизнь жили и охотились в самых неизведанных частях Бразилии и знали многое, чему могли научить пришельцев. И пришельцам следовало как можно быстрее оценить хотя бы это обстоятельство.

Кабокло Центральной Бразилии — это такие люди, в отношении которых делать обобщения одновременно легко и невозможно. По расовым, и поэтому внешним, признакам кабокло может иметь кожу от белой до черной, при столь же сложном генетическом наследстве. Независимо от того, чья кровь в нем преобладает — нефа, индейца или португальца, — он представляет собой уникальный сплав, имея, возможно, волосы негра и черты лица индейца или же наоборот. Численность индейцев, несомненно, уменьшилась от миллионов до тысяч, но индейские гены у современного населения Бразилии представляют собой значительную часть целого. Если бы кто-то смог сложить вместе все эти части — где одну восьмую, где одну четвертую и так далее, то доля выживших индейцев была бы значительно больше. Однако в отличие от Соединенных Штатов, где человека считают негром даже тогда, когда у него лишь частица негритянской крови, в Бразилии индейца считают бразильцем, если он только частично индеец или если он хочет считать себя бразильцем. (Конечно, можно спорить, являются ли индейцы бразильцами, но никто никогда не говорит об