Маттерхорн - [202]

Меллас заплатил 127 долларов.

Он ушёл с новой винтовкой и поплёлся к следующей палатке снабжения искать свой рюкзак. Найдя его, он просмотрел содержимое, отбирая то, что могло бы пригодиться в лесу. Он улыбнулся, вытащив зелёные футболки и пару трусов, которые подкрашивала мать, и вспомнил, как расспрашивал Гудвина, стоит ли в джунглях носить нижнее бельё. Он выбросил бельё в мусорный бак и отправился в клуб для личного состава, чтобы забыть, где он окажется через двадцать четыре часа.

Клуб заметно улучшился с тех пор, когда они с Гудвином останавливались здесь в последний раз и заливали свои страхи. На стойке стоял модный магнитофон 'Акаи'. Сама стойка была приятно инкрустирована, и несколько новых марок пива переливались и искрились во мраке, рекламируя небесно-голубые воды. Высоко на стене над стойкой красовался обрезанный пулемёт Ванкувера. По бокам от него висели трофейные русские пулемёты.

За столиком одиноко сидел штаб-сержант Кэссиди, перед ним стояла чёрная бутылка 'Джека Дэниелса'. В клубе никого больше не было. Комендор Кламп, администратор, ушёл по делам, взвалив на Кэссиди свои обязанности. Меллас сказал, что выпил бы пивка, и Кэссиди исчез за стойкой. Он вернулся с полными руками холодных влажных банок, которые он церемонно выставил на столик перед Мелласом. 'Подскакивать лишний раз не нужно, разве только отлить', – сказал он. Сам он уже хорошо поддал.

Меллас взял одну из банок, проделал в ней две дырки и выпил пиво. Открыл вторую и откинулся на стуле. На фанерной стене он заметил кондиционер. 'Кондишка, – пробормотал он. – Тоже неплохо'.

– Угу, – буркнул Кэссиди. – Кламп решил, что к нему попрут люди из других батальонов, как только ударит весенняя жара. Это, мол, поможет увеличить доходы.

– За грёбаные доходы, – сказал Меллас, поднимая банку. Он проглотил пиво, думая о Гамильтоне и о 127 долларах.

– Надеюсь, вы слышали про шкипера, – сказал Кэссиди.

– Я уверен, что всё выглядело красиво и добровольно.

– Военных хрен обдуришь, – буркнул Кэссиди. Он взялся за новую порцию виски и так сжал стакан, что костяшки побелели сквозь шрамы от тропической язвы. – Я должен был быть там с вами. Тогда я был нужен вам больше всего.

Мелласа так и подмывало рассказать Кэссиди, кто позаботился о его переводе, чтобы ему не было так плохо. Он заметил, что Кэссиди смотрит на пулемёт Ванкувера, очищенный и смазанный, закреплённый чуть ниже большой геральдической лилии на скрещенных винтовках, эмблеме двадцать четвёртого полка МП: Смельчаки из леса Белло.

– В Корпусе мне пришлось делать много грязной работы, сэр, – сказал Кэссиди. Он перевёл взгляд на Мелласа. – Но самое плохое, что мне приходилось делать, это ходить от бойца к бойцу и собирать винтовки. Лет двадцать назад только попробуй забрать винтовку у морпеха – получил бы пистон. Блин, да хоть пять лет назад.

– Времена меняются, – пробормотал Меллас. Он думал о девушке с рекламы пояса и лифчика.

– Я должен был ходить от бойца к бойцу. С некоторыми из них я был на операции 'Винд Ривер', и на операции у Ко-Рока, и на ДМЗ. И я должен был обыскивать их как грёбаных заключённых. – Кэссиди вперил светло-голубые глаза в Мелласа. – Что ж, я это сделал, потому что такова была моя работа. Но мне это не понравилось, лейтенант. Я чувствовал, что они меня возненавидели. – Он остановился, заметив, что сжимает кулаки, и медленно разжал пальцы. – Думаю, что именно поэтому я и должен был оттуда убраться нахрен.

Меллас и Кэссиди напились.

Было уже за полдень, когда Меллас оставил вырубившегося Кэссиди за столиком и притащился в канцелярию роты. Он устало поднялся по задней лестнице туда, где две койки отделялись от остальной канцелярии развешенным шерстяным одеялом. Он знал, что у него разболелась бы голова, если б он продолжил пить. А мог бы он пить вечность? Он бросился на койку. Жаркая жёсткая шерсть одеяла приникла к мокрой от пота щеке. Глова ходила ходуном вместе с полом под ногами. Снова он чувствовал себя словно на конвейере, идущем к обрыву. С каждой минутой завтра становилось всё ближе и ближе, и завтра он вернётся в лес. Мозг, не желая оставаться с этой мыслью один на один, отключился.

Не ВБВ напряжение новичков по поводу отправки в дело уже вполне ощущалось. Тёртые калачи, такие как Китаец и Крот, тихо переговаривались друг с другом или просто снова чистили винтовки и пулемёты: они научились держать беспокойные чувства в узде. Они ели. Пили пиво. Продуманно заваривали кофе. Они старались попасть в наряд по камбузу. Курили марихуану. Они шутили. Думали об оставленных дома девчонках. Дрочили.

Новых чёрных ребят особенно тянуло к двум чёрным пулемётчикам, немногословным лесным богам с тёмно-зелёными петлями на шеях. Китаец их собирал, развлекал, немного болтал о политике, высмеивал их страхи. Крот же разговаривал только с Китайцем и другими 'стариками'. В его личной повестке дня не было пункта заводить новых друзей.

Китаец и Крот чистили пулемёты, расположившись у широкого входа в большую десятиместную палатку с утоптанным глиняным полом, которую они делили с восемнадцатью другими чернокожими морпехами. В передней части палатки, где крылья входа были полностью откинуты назад, у них было достаточно света, чтобы видеть, что делаешь, и в то же время не попасть под дождь. Хоть дожди становились уже не столь постоянны. Наступала вьетнамская весна, за которой последует неумолимый сухой сезон.