Маттерхорн - [174]

– Именно так, Райдер, – сказал Меллас.

Ожидание предстоящей атаки отличалось от ожидания предыдущих атак. Казалось, они уже растратили свои жизни впустую.

Меллас думал о девушках, которых хотел бы узнать поближе. Он вспомнил танцевальный вечер, организованный Бостонским клубом регби. Он приехал в Бостон из Принстона с двумя товарищами по команде. У товарищей были подружки в Рэдклиффе, одна из которых познакомила Мелласа со своей соседкой по комнате. Они надели смокинги, девушки – длинные платья. После бала поехали в дом на озере и сидели перед камином. Товарищи с подругами плавно перекочевали в спальни, оставив Мелласа один на один с девушкой. Он видел, как она опасается, что он окажется ещё одним животным из регбийной команды. Сам Меллас боялся, что она подумает, что он неуклюжий от того, что не знает, что делать. Они сидели, нервничали, не способные даже разговаривать друг с другом, и растратили впустую драгоценное мгновение. Мелласу хотелось дотянуться через Тихий океан и извиниться. Он не помнил её имени. Она не знала, что он сидит в окопе в шаге от гибели. Война разрывала жизнь на части и раскалывала, и не было вторых шансов, а все первые шансы были загублены. Ещё Меллас видел, как плачет Анна. В их последнюю ночь она повернулась к нему спиной. Отчего она плакала? Но сейчас он бы никогда не смог объяснить, что чувствует, объяснить, как ему больно, понять, почему она так поступила, извиниться за своё недопонимание или накричать на неё за её непонимание. Они были оторваны друг от друга, разлучены, и второй попытки не предвиделось.

Он видел, как скатывается с горы вместе с Поллини, видел аккуратную дырочку на темени Поллини. Потом вспомнил, как Басс остругивал дембельскую трость, как Ванкувер склоняется над ними с Гудвином в пустом блиндаже и говорит: 'Нагулянин ушёл тем путём'.

Как тем же вечером прошептал: 'Ты в порядке?' Он имел в виду Басса, Ванкувера и Поллини. А Джексон подумал, что Меллас имеет в виду его, и ответил, что в порядке. И Мелласу стало интересно, почему Джексон так сказал.

Радио прошелестело голосом Гудвина, вызывающего пост подслушивания. Даже перед атакой нудные задания войны шли своим чередом.

Висел густой, тяжёлый туман, когда ребята выстроились в линию на южной стороне Вертолётной горы. Мелласу казалось, что облака над ним сложились в шиферную плитку. Ребята были утомлены и полны отчаяния от ненормальности происходящего. И всё же все они проверяли боеприпасы, передёргивали затворы, готовясь принять участие в этой ненормальности. Словно ветераны роты, поддавшись безумию, решили совершить самоубийство. Меллас, больной от усталости, понимал теперь, почему солдаты бросаются на гранаты.

Он молча осматривал свой взвод. Многие ребята были ему незнакомы, зато другие были хорошими товарищами. Этому он подтягивал болтающуюся фляжку, того тянул за небрежно привешенную ручную гранату, – совершал обычную проверку, словно мать, что приводит в порядок детей перед тем, как отправить в школу.

Меллас услышал, как кто-то тяжело спускается к ним по склону. Призрачная фигура выступила из темноты тумана: М-16 на плече, бандольеры полных обойм на бронежилете. 'Ну что, Мэл, – сказал Хок, – где, нахрен, мой взвод?'

Меллас только покачал головой. Слова подводили его. Наконец, он сказал: 'Бери третью ватагу, Хок, вместе с Шулером. Оно не больше отделения. Мысль состоит в том, чтобы сбить снайперский огонь по тылу Шрама вон с того северо-восточного гребня. Там же установлен пулемёт. – Он достал карту и фонарик с красным стеклом. – Думаю, вот здесь, – сказал он, показывая на точку, которую вычислил. – Вероятно, тебе придётся зачистить несколько блиндажей. – Он посмотрел в пристальные тёмные глаза Хока. – Спасибо, что пришёл, Джейхок. Надеюсь, тебя, блин, не убьют'.

– Почему ты решил, что я возьму взвод, который не идёт на грёбаную гору? – Хок повернулся и пошёл к линии бойцов, выставив ладонь со скрюченными в ястребиные когти пальцами.

– Эй, лейтенант Джейхок, хотите, чтобы вам зад отстрелили? – сказал кто-то.

– Только если грёбаные гуки изобрели пулю, которой стреляют под землёй.

Хок заставил ребят посмеяться над смертью.

По рациям PRC-25 раздался голос Поллака: ' 'Браво-раз, -два и -три'. Выступаем'.

Рота уходила в чёрные джунгли, когда над головами заревела артиллерия и покрыла разрывами Маттерхорн, сотрясая землю. Вспышки от рвущихся снарядов глушились и смягчались туманом и приходили к глазам как блеклые мерцания.

Они проходили мимо Кортелла и Джермейна, гранатомётчика Джейкобса, которые, сидя на бревне, провожали их.

– Удачи, ребята, – искренне сказал Кортелл. Джейкобс поблагодарил. И ещё несколько парней. Никто не подумал о них плохо. Джермейн наблюдал, как мимо проходят товарищи, и молча покачивал головой, словно говоря самому себе: 'Я не пойду. Не в этот раз. В этот раз это безумие'.

Джермейн и Кортелл смотрели, как исчез последний боец. Почти три минуты они ничего не говорили. Потом заговорил Джермейн: 'Что-то как-то говённо на душе'.

– И у меня, – сказал Кортелл. Снова наступило молчание.

– Как ты думаешь, мы попадём на небо, когда умрём? – спросил Джермейн.