Маттерхорн - [109]

Шрифт
Интервал

– Китаец говорит, сэр, – сказал Уокер, – что мы здесь ходим по краю. И многие из этих парней, наверное, не так сообразительны. И если их как следует нагнут, они обязательно чего-нибудь натворят на свою голову.

Китаец сказал: 'Я говорю, что если вмазать сраному гуку, который тебя совсем не трахает, хорошо, то почему не пустить в расход хренова расиста, который трахает тебя каждый день? Разумно, мать его'.

– Это убийство, – сказал Меллас.

– Убийство, – сказал Китаец. – Бли-и-ин. Мы тут все кучка убийц. Какая разница между убийством жёлтого человека и убийством белого расиста? Объясните мне, лейтенант. Вы учились в колледже.

– Не вижу, как это меня касается, – сказал Меллас.

– Мы хотим смягчить ситуацию, пока она не зашла слишком далеко, – сказал Генри с улыбкой. – Может быть, нам удастся кое-что предотвратить.

– Продолжай, – сказал Меллас.

– Китаец мне тут говорил, что у братишек зуб на Кэссиди. Из них кто-нибудь может потерять голову и наломать дров. Мы хотим избежать проблем, вот и всё.

Меллас бросил взгляд в проём палатки и ждал продолжения от Генри. Но ни Генри, ни Китаец не добавили больше ничего. 'Что же, это часть моей работы, – сказал, наконец, Меллас. – Избегать проблем. Чем я могу помочь?'

– Ничего особенного, – сказал Китаец. – Просто поговорите с Кэссиди, скажите, пусть сбавит обороты и не мытарит братьев. И ещё попросите его извиниться.

– Извиниться? – Меллас фыркнул с отвращением. – И каким это сраным образом, по вашему мнению, я заставлю Кэссиди извиняться? И за что?

– За попытку выбить рядовому зубы стволом пулемёта, – сказал Китаец.

Генри добавил: 'И, может быть, вы замолвите словечко кому надо, чтобы братишки не прислуживали за завтрашним ужином как грёбаные рабы'.

– Послушай, Уокер, я к ужину отношения не имею. Я с ним не согласен и не намерен на него идти.

– А ведь вы единственный, кто хочет помочь. Избежать проблем. Бли-и-ин.

– Уокер, я не обязан выслушивать от тебя подобную хрень.

– Это точно. Вы офицер, а я рядовой ниггер.

– Я вовсе не это имел в виду.

– Чёрт, – Генри повернулся к Китайцу. – Что за дерьмо ты мне тут скармливаешь? Он не отличается от всех остальных.

У Меллас вспыхнули уши. Он посмотрел на Китайца.

– Причина, по которой мы к вам пришли, лейтенант Меллас, – сказал Китаец, – заключается в том, что мы думаем, что вы единственный, с кем мы могли бы поговорить.

– Я ценю это, Китаец, – сказал Меллас. – Я постараюсь помочь. Просто не давите на меня.

– Мы ни на кого не давим, – сказал Китаец. – Мы просто пытаемся объяснить ситуацию, вот и всё. – Китаец посмотрел на Генри, потом на Мелласа. – Мы на грани, сэр, – добавил он.

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал Меллас.

Эти двое ушли. Меллас снова взялся за книгу, но читать не смог. Он уставился в потолок, всё тело словно гудело, наэлектризованное втречей и разговором о проблемах. И в то же время он был немного польщён. Братья пришли – к нему.


Поужинав, Меллас направился к обвислой палатке позади оперативного центра. Было уже темно, слегка моросило. Он чувствовал себя странно довольным. Может быть, из-за съеденной рубленой говядины или из-за дымящегося кофе, которым он его полирнул. Он перешагнул через несколько пней и пару верёвочных растяжек и вступил в палатку. Хок сидел на койке один и при свете свечи надраивал ботинки. Только на трёх из шести коек лежали матрасы. Старые выцветшие ботинки Хока аккуратно стояли под его койкой.

– Для чего ты драишь ботинки? – спросил Меллас. – Ты их только что получил.

– Я получаю медаль, – сказал Хок, не поднимая глаз.

– Эй, правда? Фантастика, твою мать. Что получаешь?

– 'Бронзовую звезду'.

– Великолепно, вот так-так, Джейхок. – Меллас согнул пальцы 'по-ястребиному' и улыбнулся. Мысль о медали Хока наполнила его гордостью.

– Угу, – сказал Хок, стараясь подавить улыбку. – И я как бы этим горжусь.

– Что ж ты такого совершил?

– А, было дело: на открытой местности я обошёл гуков и вызвал на их артиллерию на Ко-Роке, которая из нас душу выколачивала у Лангвея, удар нашей артиллерии.

– Я слышал об этом деле, точно, – сказал Меллас.

– В самом деле?

– В тот же день, как меня перевели в роту 'браво' из Куангчи. Штабные судачили о нём.

– Серьёзно? – Хок позволил себе улыбнуться. – Знаешь, Мэл, я всегда считал медаль кучкой дерьма и никогда не придавал ей значения. И был неправ. Захватывают маленькие радости собственного положения, я думаю. Поэтому я ею горжусь. И смущён ею. Я знаю многих парней, которые сделали то же, что и я, но ничего не получили. Простые рядовые. И есть ещё старший офицер, который командовал заурядным складом снабжения и получил такую же штуку. – Он яростно продолжил драить ботинок.

Наконец, он отставил сияющий ботинок и потянулся за старыми полевыми ботинками. Надев их, он мрачно улыбнулся, положил руки на колени и обратил взор к Мелласу: 'Я устал ждать этих двух ирландских мудаков. У меня пива шесть блоков по шесть банок и бутылка 'Джек Блэка'. Давай надерёмся'.

– По мне, так давай, – сказал Меллас.

– Загадочный тур! – заорал Хок во всё горло и запрыгал в пляске ястреба. – Загадочный тур! – Он достал из вещмешка бутылку бурбона и разлил по двум тяжёлым белым кофейным кружкам. Он поднял свою кружку, но в этот момент полу палатки на входе отодвинули и проём наполнился огромной массой Джека Мэрфи. Последний раз Меллас видел Мэрфи, когда тот устало спал на посадочной площадке, на которую перебросили 'браво' с Маттерхорна. За спиной Мэрфи стоял Маккарти. Меллас постарался отмахнуться от образа Маккарти, трясущегося и просящего сигарету, и его людей, которые, спотыкаясь, подходили к нему, покачивая трупом между собою. Потом перед глазами возник Вилльямс. За ним Паркер.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…