Матросы Наркомпроса - [39]

— Вот как вы заговорили, Павел Феофанович, — зашипел директор. — Ну хорошо. Законы действительно надо выполнять.

Сергей Петрович поднялся во весь рост, оперся о стол крепко стиснутыми кулаками и неожиданно для себя произнес роковые слова:

— Преподаватель Дормидонтов, согласно Указу Президиума Верховного Совета об укреплении трудовой дисциплины я отдаю вас под суд за опоздание на работу свыше двадцати минут, то есть на полтора часа.

Павел Феофанович тоже поднялся, подошел ближе к директору и ловко выдернул у него припечатанную кулаком справку.

— Она еще пригодится для народного суда, — объяснил он ошеломленному Уфимцеву, положил документ в карман и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Обо всем этом Димка Майдан, естественно, не подозревал и был немало огорошен холодной встречей с преподавателем физики. Ее причина так бы и осталась для Майдана загадкой, но тут ему просто повезло. Димкино ходатайство было учтено. Его назначили рассыльным директора как раз в тот день, когда в спецшколе был назначен педагогический совет.

ГЛАВА 13. КТО ТАКОЙ МАРТИН ГИК?

На следующий день в политотделе ВМУЗов стало известно, что вольнонаемный преподаватель спецшколы собирается подавать на инспектора в суд за публичное оскорбление.

— Как его обозвали? — расспрашивали Петровского.

— «Субъектом» и еще «папуасом», — охотно информировал старший политрук. — Я рекомендовал учителю принять во внимание, что он действительно был небрит.

— А учитель что?

— Отвечает, что дело происходило в присутствии целого класса, ему нанесен моральный ущерб и все это направлено на подрыв авторитета преподавателя…

Еще через четверть часа Петровского вызвали в служебный кабинет к «ответчику». Тот был уже в курсе дела.

— Зачем вы там находитесь? — сердился генерал. — Не могли разъяснить элементарных требований воинской дисциплины?

— Не слушает он меня, — доложил Петровский. — Сами понимаете, человек гражданский, Форму-то он носит, но без шевронов.

— Какой чувствительный — слова не скажи. А бриться, спрашиваю, кто будет?

— Преподавателю объявлен выговор в приказе, — сообщил старший политрук.

Генерал посмотрел на него и добавил совсем другим тоном, вовсе не окончательным:

— Поговори там с ним, в случае чего сообщи. Будет надо — приеду.

— Приезжать пока не обязательно, — посоветовал Петровский. — Вам бы лучше позвонить по телефону директору спецшколы товарищу Уфимцеву. Он вызовет и официально все ваши слова передаст. А потом мы с капитаном третьего ранга Радько еще раз с этим учителем побеседуем. Думаю, тогда уговорим…

Когда Сергей Петрович положил на рычаг телефонную трубку, он выглядел растерянным. В первый момент он даже не знал, что предпринять. Если вызвать литератора и передать ему содержание разговора, не будет ли им это воспринято как разрешение ходить неряхой.

— Пусть лучше старший политрук поговорит с Валерием Евсеевичей, — предложил директору Радько. — Это по его части.

— Добро, — с явным облегчением согласился Уфимцев. — А все же странно. Ваш инспектор производил впечатление требовательного человека.

— Он такой и есть, — возразил военрук. — Вы же понимаете, что требовательность и грубость — разные вещи. Ничего странного. Человек погорячился и решил исправить свою ошибку. Не просил же он, чтобы вы отменили выговор преподавателю литературы.

— Если бы и попросил, все равно не отменю, — нахмурился директор. — Марусенко заслужил.

Радько с этим мнением согласился. За все время беседы военрук только раз взглянул на Петровского. Старший политрук многозначительно кивнул и взял на себя деликатную миссию переговоров с литератором. На самом деле беседовать с Марусенко было ни к чему. Инспектор, как и предполагалось, не стал уведомлять директора о том, что на него собираются подавать в суд. А сам Марусенко ни о чем подобном не помышлял. На его взгляд, здесь вполне было достаточно помощи со стороны бессмертного Козьмы Пруткова.

Идея такого поворота событий принадлежала военруку. Разнос преподавателя Марусенко и отдача под суд Дормидонтова произошли в один день и представлялись Радько очень похожими событиями. В обоих случаях благие намерения из-за душевной черствости приводили к обратному результату. Может быть, директор спецшколы думал, что именно так должен выглядеть требовательный и волевой командир?

Во всяком случае, оба происшествия вызвали разные толки в учительской среде, и Радько было ясно, что о них обязательно будут говорить на педагогическом совете по итогам первой учебной четверти. Директор в своем докладе упирал на недостаточно высокие показатели средней успеваемости. Но в прениях разговор сразу пошел совсем не о том.

— Я не педик! — гудел Борис Гаврилович Рионов под шквалом обвинений. — Я моряк, и эти фокусы мне ни к чему.

— Домашние задания по военно-морскому делу даются без учета нагрузки по остальным предметам, — констатировал Василий Игнатьевич Артяев.

— Арифметику знаете? — огрызнулся Билли Бонс. Его оппонент оскорбленно пожал плечами и оглянулся по сторонам, как бы предлагая остальном подтвердить этот факт. Все поджали губы, прищурили глаза — словом, по мере темперамента всячески подчеркнули неуместность и неинтеллигентность вопроса.