Матрица войны - [75]

Белосельцев благодарно принял, устыдившись минутной слабости. Тянул сладостно-холодную жидкость, чувствуя на себе внимательный, сострадающий взгляд Сом Кыта.

При выходе с рынка, где дымились маленькие открытые кухни и за столами под тентами люди хватали палочками горячую снедь, он увидел вьетнамских солдат, пивших кокосовый сок. Лица их были худыми, усталыми, форма – линялой, разодранной о сучки и колючки джунглей. Увидели его, зашептались. Один поднялся, спросил: «Советский?» И последовали крепкие молодые рукопожатия, улыбки, кивки. Белосельцев, шагая по городу, все чувствовал на ладонях их радостные, быстрые прикосновения.

Они сидели с Сом Кытом на открытой галерее под звездами, наслаждаясь слабыми, шевелящими листву дуновениями. Маленький столик, чашечки, дощатый пол мерцали и искрились от бесчисленных прозрачных чешуек. Над ними чисто, ясно, словно в мороз, сверкал звездный ковш. Знакомый, он размещался иначе, задрав рукоять дыбом, меняя вид всего неба. Белосельцев смотрел, как дрожит, стекает звезда, заслоняемая черной листвой, и голова слабо начинала кружиться от мысли, что между этой звездой и его дрожащим зрачком протянута бесконечная нить света.

– Как по-русски называется это созвездие? – спросил Сом Кыт. Его лицо в нежных, чуть видимых отсветах обратилось к ковшу.

– Большая Медведица, – ответил Белосельцев, и ему показалось, что в глазах, на лбу, подбородке Сом Кыта крохотными искрами отразилось созвездие. – А по-кхмерски?

– Мама в детстве выводила меня на открытое место под звезды, называла это созвездие Крокодилом.

Белосельцев отказался от привычного образа ковша, от северного имени Медведица. Соединил звезды иными линиями. Над деревьями вдруг засиял серебряный крокодил. Растопырил лапы, изогнул в середину неба хвост, заняв центр, осмысленно распределив по остальному небу другие созвездия.

Они молча смотрели на звезды. Белосельцев старался видеть небо глазами Сом Кыта. Стремился почувствовать, что лилось с неба в душу кхмера, исчислявшего под этими звездами свои поколения.

Там, в небесах, столь непохожих на северное русское небо, тончайшими блестками, сверкающими линиями, жемчужно-нежными туманностями были нарисованы кхмерские храмы, дороги, речные извилины, россыпи городов, деревень, начертания букв, орнаменты тканей, образы кхмерских лиц.

Отпечатались на земной поверхности, обрели живое воплощение, в котором тайно присутствует звездный оттиск.

– Когда нас угнали на каторгу, мы жили в бараке. Ни у кого не было часов. По этому созвездию я узнавал время, будил всех, и мы еще в темноте, в четыре часа, шли на работу.

Он замолчал, продолжая следить за медленным, едва заметным глазу вращением серебряного зверя. Белосельцев ждал. Ощущал тончайшую полупрозрачную преграду между ним и собой, разделявшую две их отдельные жизни. Не знал, что они должны совершить, в чем открыться друг другу, как сложить и сверить свои истины, чтобы, прежде чем расстаться и порознь, под разными небесами и звездами, доживать свои жизни, возникло между ними единство. Чувство их различия и сходства остро поразило его. Несочетаемость, разделенность полупрозрачной стеной – и возможность пройти сквозь нее. Случайность встречи – и скрытый в ней неслучайный божественный замысел.

– Вы удовлетворены тем, как проходит поездка? – спросил Сом Кыт.

– Да, – ответил Белосельцев, – я очень рад, что путешествую именно с вами. Ваши комментарии и советы помогают мне лучше понять, чем сегодня живет Кампучия, в чем ее основные нужды.

– Председатель кооператива, директор завода, верховный бонза – все говорили одно. Кампучии нужно изжить из себя тьму. Надо изгнать из каждого кхмера тьму. Нас посетила тьма. Она есть в мире, есть в каждом из нас. Но иногда она начинает копиться и множиться, разом посещает целый народ. И тогда в народе происходят несчастья. Гибнут города, умирают люди, рушатся храмы. Мы все стали жертвами тьмы. – Он умолк, спокойный, с твердым лицом, высеченным из твердого камня.

– Тьма не ушла. У таиландской границы продолжают стрелять. Возможна новая большая война с вовлечением великих держав. И тогда по этим землям снова двинутся армии, в небе снова загудят американские бомбардировщики, и ковровые бомбежки могут повториться. – Белосельцев произнес эти фразы, думая о железной дороге, о длинной, уходящей к горизонту линии, пропадавшей среди синих холмов. Не укутывал, не упрятывал этот образ в мишуру маскирующих мыслей, открывал их ясновидящему оку Сом Кыта. Чутко вслушивался в молчание кхмера, созерцавшего огромное, серебряное, разместившееся в небе существо. Ждал, когда ясновидец угадает его потаенные мысли. Подаст знак, что мысли угаданы.

– Тхом Борет спрашивал меня, не интересует ли вас железная дорога.

– И что вы ему сказали?

– Я сказал, что вас не интересует дорога.

Они замолчали, слушали свисты цикад. Над черным деревом, надетый на незримую ось, вращался серебряный зверь. Они многое сказали друг другу. А то, о чем промолчали, было им обоим известно.

Простились, пожелав друг другу спокойной ночи. Проходя в свой номер, Белосельцев заглянул в озаренное окно. Там слышался смех. Шофер и солдаты охраны, полуголые, выгнув гибкие спины, играли на кровати в карты.