Матрица войны - [48]

Белосельцев посмотрел на нее изумленно. На ее близкое молодое лицо, свежие губы, нежную, чуть загорелую шею, на хрупкие плечи, по которым рассыпались легкие, стеклянные волосы, словно в них застыла волна света. Эта босоногая девушка с зелеными, солнечными глазами знала нечто такое, что испугало Белосельцева. Это «нечто», пугающее, недетское, не дающееся опытом, а врожденное и вмененное, притаилось в ней, существовало среди ее легкомысленных желаний и шалостей, ее прелести и веселья. И когда-нибудь оно проявится. Она почувствует страшное напряжение мира, у черного квадрата сорвутся заклепки, срежется резьба у болтов, люк отодвинется, и оттуда прянет сонмище ада. Растерзает это нежное тело, выдернет с корнем стеклянные волосы, вырвется из розовых губ страшным, нечеловеческим криком.

Картина, небольшая, невыразительная и невзрачная, висела перед ним в пустом зале. От времени небрежно положенная краска растрескалась. Казалось, квадрат вспучен и впрямь удерживает страшное, по ту его сторону, давление. И лучше не стоять поблизости, убрать от этого черного квадратного люка свое лицо, свои глазницы, свое дышащее сердце.

– Пойдемте туда, к тем купальщицам, – увлек он ее к золотистой картине, на которой две обнаженные женщины смотрели на воду, на свои золотые отражения.

Когда они вышли из зала, был жаркий московский вечер, душный, с запахом бензина, духов, тяжелых разомлевших цветов в каменных вазонах, воды, плещущей из шланга на пыльный горячий асфальт. Воздух, густой, воспаленно-красный, был как загар на коже, который хотелось полить из толстого стеклянного графина, проводя булькающей горловиной по обгорелым плечам и груди. Но уже начинали мерцать вечерние фиолетовые отсветы, словно крылья бабочек-переливниц. Водянисто вспыхивали хрустальные фары автомобилей. В подворотнях, под горячими иссушенными деревьями ложились синие тени. И все дневное солнечное золото перемещалось вверх, к крышам, водосточным трубам, церковным крестам, и в гаснущем зеленеющем небе жарко, как пожар, пламенело чердачное окно.

– Настало время поужинать, – сказал Белосельцев, проводя Дашу под темной липой, где у корней образовалось маленькое желтое озеро из опавшей листвы.

– Настало для этого время, – согласилась Даша, обводя его вокруг плещущей водяной розетки, брызги от которой падали в душистые белые табаки.

Он привел ее в закрытый клуб дизайнеров, где у него был знакомый администратор и куда очень редко он приходил отведать грузинской кухни. Администратор, величественный, любезный, с легким поклоном пропустил их в прохладный холл, едва заметным деликатным взглядом поздравляя Белосельцева с его прелестной молодой спутницей.

– Вы давно у нас не были, Виктор Андреевич. Должно быть, находились в каком-нибудь путешествии?

– В очень длинном и опасном, – усмехнулся Белосельцев. – Страна, где я был, называется «хандра».

– Со счастливым возвращением из этой страны, – едва заметно улыбнулся администратор и снова мимолетно, насколько позволяли приличия, посмотрел на Дашу. – Поужинаете у нас?

– Если ваш повар Гиви все еще делает свои изумительные хинкали.

– Гиви делает хинкали. Шашлык на ребрышках изумителен. Лаваш теплый и свежий. Вино из Кахетии. К тому же здесь, в очень узком кругу, проходит смотр моделей. Вы можете утолить аппетит и одновременно познакомиться с коллекциями знаменитого кутюрье.

С администратором их когда-то свела судьба в Никарагуа, где оба, по разным программам, выполняли деликатные поручения. Встречались на вилле у общих друзей. Пили в фиолетовых сумерках «Рон де Канья», глядя, как желтеет латунная заря над Кордильерами, и в углу, у портьеры, стояла американская винтовка М-16.

Администратор величаво и любезно провел их в ресторан с балюстрадой, под которой, ярусом ниже, находился зал для просмотров, длинный подиум, похожий на взлетное поле, ряды кресел, в которых сидели зрители, пестрели букеты цветов, мерцали бело-голубые вспышки фотокамер.

– Отсюда вам будет удобно смотреть. Но при этом ничто вам не будет мешать, и вы сможете наслаждаться обществом друг друга. – Администратор усаживал их за стол, предупредительно отодвигая стул перед Дашей, и та благодарно ему улыбнулась. Он растворился в бархатных сумерках, и его тут же сменил официант, с полупоклоном положивший перед ними ресторанные карты в кожаных тисненых паспарту, похожие на древние фолианты.

– Посмотрим, что написано в этих священных книгах. – Белосельцев развернул тяжелый складень, где названия блюд были выведены золотом на толстой, как пергамент, бумаге, и впрямь напоминавшей летопись с узорными буквицами. – Такое количество грузинских слов на такой хорошей бумаге я видел только в юбилейном издании «Витязя в тигровой шкуре».

Она, повторяя его движения, похожая на прилежную ученицу, изучала меню. Глаза ее были круглые, брови приподняты, рот слегка приоткрыт, словно она учила урок.

– Мне здесь нравится все, особенно название трав. Это напоминает учебник ботаники.

– Выберем что-нибудь из раздела ботаники. Из раздела зоологии. И из раздела сухих кахетинских вин. – Движением глаз он вызвал из сумерек официанта, который, не переспрашивая, мерцая золотой ручкой, принял заказ. – Теперь же у нас есть несколько свободных минут, и мы предадимся созерцанию.