Только к вечеру маменька сдалась...
Билетов на нужный рейс не оказалось, но когда я начала говорить кассирше в аэропорту о женатом Вите, который у нее на уме...
Настя смотрела на меня, будто изучала. Пытливая девочка.
Вернулась ее мать с тремя бутылками пепси.
— Вы плачете? Дочка вас чем-то... огорчила, обидела?
— Нет, это просто соринка в глаз попа... Хотя нет, это неправда! Никакой соринки не было! Я плачу. Но ваша дочь здесь ни при чем.
— Если девушка плачет, значит, виноват мужчина, — убежденно сказала женщина. — Все мужчины сволочи. Кобели... Всунул, вынул и пошел...
— «А все бабы лживые сучки», — тихо процитировала я человека, который наверное давно уже вышел из ванной и обнаружил, что очередная дочь Евы его в очередной раз обманула, одурачила, околпачила, оставила с носом, обвела вокруг пальца...
— Что-что? — переспросила мать Насти.
— Нет, ничего, это я так... Про себя. Она протянула мне одну из бутылок:
— Вот возьмите, я вам купила тоже попить.
— Спасибо, — я потянулась за деньгами. 1
— Нет-нет, не надо. Я хочу вас угостить.
— Спасибо. I
— Ой, я же забыла открыть... Давайте, сбегаю назад, у них там открывашка есть.
— Терпеть не могу открывашек, — сказала я. — Я предпочитаю вот так, при помощи перстня, — и лихо откупорила все три бутылки.
— Класс! — восхищенно сказала девочка. — Вкуснотища-а! — это уже когда отпила.
— К сведению пассажиров! Объявляется посадка на рейс... — раздался жестяной голос дикторши.
И тут же на табло под потолком защелкали, сменяя друг друга, алюминиевые, лунного цвета таблички.
— Мне пора, — сказала я. — Спасибо вам за всё — за компанию и за то, что не дали умереть от жажды. Удачи вам, Настя и мама Анжела!
И уже за своей спиной услышала голос матери:
— А откуда она знает, как нас зовут?.. А, ты ей сказала?..
— Нет, я не говорила...
На полдороге к дверям накопителя, где дневной свет из окон вытесняется мертвенным электрическим освещением, я услышала сзади звонкий голос девочки:
— Лена, счастливого пути!
Я остановилась. Отчебучила полупируэт и оказалась к ним лицом — с потекшей тушью, с черной слезой, катившейся по щеке, помахала рукой.
— И вам счастливого пути!
И тут до меня дошло. Моя рука застыла в воздухе, а затем медленно опустилась. Я вглядывалась в лицо девочки. Черные волосы, васильковые глаза...
— Настя, а ведь я не говорила тебе, как меня зовут...
— А я ведь тоже не говорила тебе, как меня... сестрица... — ответила девочка, внимательно глядя на меня и зачем-то почесывая при этом ногтями правой руки ребро левой ладони.
