Матрица÷Перематрица - [9]

Будильник не умолкал. С жутким чувством какой-то неправильности Гордон сообразил, что это не будильник. Что у него вообще нет будильника. Звонил телефон.

Тоже очень странно. Несколько дней назад он выдернул телефон из розетки. Гордон встал и поглядел. Провод с вилкой лежал на ковре.

Гордон схватил трубку.

— Алло?

Голос Клинити сказал:

— Тебе надо встретиться с нашим вождем.

— Вождем?

— Да.

Сонные мозги Гордона заскрипели. Первой мыслью было: значит, она ему не приснилась. Второй: надо договориться о встрече. Преодолей страх, просто пригласи ее. Скажи: я бы предпочел встретиться с тобой. Поужинаем при свечах, только ты и я. Я заскочу за тобой в семь.

Однако на самом деле он промямлил:

— С вождем. Да, конечно.

— Встречаемся в «Королевском бутерброде» на Хай-стрит. Через двадцать минут.

— Хорошо, — сказал он как в дымке. Внезапно в мозгу что-то крякнуло. — Эй, — закричал Гордон, — как ты мне звонишь, если провод…

Но телефон уже отрубился.

-=#:-)

Клинити выглядела так же замечательно, как и в первый раз, только теперь ее дивные глаза были скрыты черными очками. Очень стильными. Очень странными. От черной оправы отходили в сторону по четыре завитка, словно обсыпанные алмазами паучьи лапки.

— Э… — начал Гордон, когда они шли по Хай-стрит. — Красивые очки.

— Ты так думаешь? — обернулась Клинити. — Выбирала не я. Обычно я их выкидываю.

Гордон замолк.

— Ты их обычно выкидываешь? — повторил он.

— Только они всегда возвращаются.

— В каком смысле? Как бумеранг?

— Ну конечно, нет, — сердито ответила Клинити.

— Не понимаю.

— Разумеется, не понимаешь. Ты хочешь сразу получить ответы.

— Это было бы здорово.

Словно желая продемонстрировать, как швыряется очками направо и налево, Клинити сорвала их с лица и бросила в поток машин. Гордон смотрел, почти ожидая, что они прилетят обратно.

Не прилетели.

&&

На Хай-стрит они сели на автобус номер 256. Хотя они устроились наверху, на заднем сиденье, Клинити в своем полиэтиленовом наряде, как и ожидал Гордон, сильно выделялась среди других пассажиров. На конечной остановке пересели на 317-й. Дальше пошли пешком. Клинити постоянно оглядывалась через плечо, словно страдая манией преследования.

— Мне такой сон странный приснился, — сказал Гордон. Воспоминания вчерашнего дня свербели у него в голове.

— Да?

— Как будто меня арестовали два тайных агента, а потом… Понимаю, это звучит странно, но они стерли мне рот.

На Клинити это не произвело особого впечатления.

— Только рот?

— Что-что?

— Какие-либо другие отверстия? Или только рот?

— Кажется, только рот. Трудно сказать наверняка. Что-то ты не очень удивилась.

— Я же была там, когда тебя арестовали. А насчет рта — ничего удивительного. Они могут изменить тебя, если захотят. Изменения сохраняются час или чуть меньше.

— Как такое возможно? Ерунда какая-то.

— Не спрашивай меня, — надменно отвечала Клинити. — Подожди, пока увидишь Вождя. У него есть для тебя ответы.

Они пошли дальше.

Наконец Клинити вывела его к очень задрипанному зданию в районе Ислворта.

— Здесь он живет? — спросил Гордон. — Вождь?

— Да, — отвечала Клинити, не глядя на него.

— Он не может позволить себе что-нибудь поприличнее?

— Ему больше нравится здесь.

— А имя у него есть?

— Он для нас как отец, — сказала Клинити. — Авраам нашего народа. Его зовут Шмурфеус.

— Шмурфеус, — повторил Гордон. — Ясно.

Они поднялись на лифте, который расписал из аэрозольного баллончика некий художник-новатор. Нарушив все стереотипы росписи лифтовых кабин, он украсил левую стену огромным схематических изображением мужского репродуктивного органа, а на двери, смело экспериментируя с формой и лингвистическим содержанием, начертал слово «пидорас», словно надеясь методом проб и ошибок прийти к правильному написанию. Слово было написано через два «и», через два «а», через два «р», через два «с» и даже с «з» на конце.

Гордон как раз заканчивал читать список, когда двери открылись. Они вышли на темную, пахнущую мочой площадку.

Клинити постучала в ничем не примечательную дверь.

Дверь открылась.

Комната за ней была почти пустой. Два бордовых кресла стояли одно напротив другого. Освещение создавали лишь свечи на шкафу. Другой мебели в комнате не было. Грязно-зеленые обои отстали от стен; по углам прятались тени.

Двери открыл бритоголовый молодчик в водонепроницаемом дождевике от Армани, а посреди комнаты, в одном из кресел, сидел человек, к которому они пришли: Шмурфеус, в длинном кожаном плаще. Он был абсолютно лыс. Синие очечки сидели на переносице без помощи дужек. Черная кожа отливала синевой, лицо выражало безмятежное спокойствие. И вместе с безмятежностью в нем чувствовалась неукротимая сила. Он излучал власть. Гордон прикинул, что росту в нем не меньше, чем два метра три сантиметра. Ближе к трем метрам двум сантиметрам. Великана окружала аура мощи, знания и мудрости. Руки он держал перед собой, сведя пальцы.

— Немо, — сказал Шмурфеус, не поворачивая головы и не глядя в сторону Гордона. — Заходи. Очень рад знакомству.

— Привет-привет, — ответил Гордон, выступая вперед. — И я. Взаимно. Жутко счастлив. Общий привет. — Он улыбнулся собравшимся в комнате, всячески стараясь показать, что неимоверно рад оказаться в их компании, но почувствовал, что перегнул палку. Он не столько улыбался, сколько лыбился, словно говоря: «Вот полюбуйтесь, ну разве я не урод?», а это вовсе не входило в его намерения. Нервничая и смущаясь, Гордон совсем перестал улыбаться, потом подумал, что выглядит слишком серьезным, и немножко раздвинул губы. Впрочем, это могло показаться надменным, поэтому он улыбнулся чуть шире, рискуя вновь расплыться в идиотской ухмылке.