Матриархия - [99]

Грянул выстрел. Голова Сандро взорвалась, как спелый арбуз, тело взмахнуло руками и развалилилось на асфальте. Ноги несколько раз конвульсивно дернулись, одна согнулась в колене, как будто обезглавленное туловище еще могло встать. Обрубок шеи толчками выдавливал кровь, заливая асфальт, а следом и землю на обочине.

От грузовика поднимались черные клубы дыма, и на фоне синего неба походили на грифельные завитки. О чем-то они сообщали?

Глава 22

- Какого черта у вас происходит? Может, ты объяснишь?

- Не болтай много, - одернул меня жирдяй.

- Скажи хотя бы: ты фанат Кобейна?

- Да, я фанат Кобейна.

- Может, и музыкант тоже? О-ох... Зачем же так? Ну, правда... Где я?

- У тебя провал в памяти? - усмехнулся жирдяй. Второй тип сзади идет, не убежишь. А ведь нужно, нужно! Если они приведут меня к НЕЙ, в тот самый зал, то я уже из него не выйду. Этот факт мигал в сознании почище неоновой вывески.

Лестница какая-то нескончаемая, как эскалатор, из людей нам больше никто не встретился. Странное здание, как будто из сна какого-то, серое все, мрачное. А ведь тот сон, с щупальцами, он был яркий.

Или это... не сон был?

Все кажется знакомым. Это что-то вроде заброшенного замка: сырость везде, паутина. Здание администрации Подземельного района.

Где остальные пленники? Где зомбированные-сумасшедшие телки, если это логово Королевы?

- Ты всегда болтаешь вслух? - спросил жирдяй. Он потянул на себя дубовую дверь, обшитую железом. Петли хоть и с коростой ржавчины, но не скрипят. Здоровяк подтолкнул меня сзади дулом автомата. Бежать, бежать...

- Даже не думай, - покачал он головой.

- Я что, тоже вслух это сказал?

- У тебя на лбу написано. Добро пожаловать! - жирдяй сделал широкий жест, приглашая меня в темноту.

Завитки черного тумана клубятся возле ног, подбираются все ближе. Туман этот неожиданно холодный, леденящий, прямо кусает кожу.

БД-ТУМ!

Сердце ушло в пятки. Вместе с ним и кровь отлила от сердца, и застыла в ледяных стопах.

Только сейчас я понял, что стою босиком. Как во сне.

Темнота накатывает, пульсирует, дышит как будто. Вспоминаю Олю. Сам тоже дышу, и клубы холодного пара ласкают губы, как на морозе.

Первый огонек, второй, зажигаются как звезды.

Двери у меня за спиной закрыты. Попробовал так, для проформы, потому что назад-то мне и не нужно. Кажется, здесь все и решится, куда уж бежать теперь. Страх все еще бродит по жилам, и я пытаюсь думать, что это просто тени, что те огоньки - отнюдь не чьи-то жадные глаза (и вовсе не присоски с глазами).

А тени ползают под ногами. Я селал шаг, еще один, а сбоку зажглись огни, слева и справа. Зал огромный, в нем вполне можно играть в минифутбол, шесть на шесть. Пол напоминает речной лед. Матовый, голубоватые прожилки и пузырьки, пузырьки...

Мелькнула тень внизу, я отшатнулся и врезался спиной в дверь.

Надо мной вспыхнул свет. Не факел и не свечи, а обыкновенная люстра со стекляшками. Они задорно переливались и подмигивали, но меня пробрал мороз. В воздухе висело почти осязаемое напряжение, и пульсации, эти зародыши неведомых звуков, поддавливали барабанные перепонки.

А вот и трон, почти в самом конце зала.

- Эй! Я знаю, что ты там! - голос хриплый, изо рта валят клубы пара. Даже не верю, что смог выкрикнуть это, потому что замираю от страха: сердце бьется неровно, а кожа топорщится мурашками. Перед глазами - мертвый смайлик, с глазами-крестиками.

И не видно, что на троне. Кто-то скулит, будто бы, пищит.

Я приблизился к спинке. Она сплошь исписана иероглифами, рисунками, выпуклыми такими, вроде барельефов. Как будто обрывки древних культур смешали в кучу, а затем вылепили эту спинку.

В глазах зарябило, когда я присмотрелся к креслу. Фигурки расплылись и «картина» стала напоминать пластилиновый мультик: мужчины хвалились гротескно огромными причиндалами, а женщины с ухмылочками щелкали ножницами.

В переносицу вступила ледяная игла, как будто я проглотил слишком большой кусок мороженого. Игла повернулась по часовой стрелке, царапая черепную коробку изнутри, и сразу вернулась тошнота.

Закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Теперь фигурки вроде бы не двигаются. Их окружают письмена вроде арабской вязи, орнаменты, которые можно принять за что угодно.

Опять всхлипывания.

Я медленно обошел трон по кругу и, слава Богу, он не вертелся, как в том кошмаре. Когда я мельком взглянул под ноги, увидел, что лед стал прозрачнее и как, будто чуть подтаял.

Ожидал увидеть на троне кого угодно. Но только не ее.

И не голую.

- Что... Что они с тобой сделали?! - тело не слушалось, ноги дрожали. Надо бы броситься к ней, и скорее освободить, а я как болван стоял. И губы у меня прыгали, и коленки тряслись как перед дракой, которую заведомо проиграл.

- Помоги... - прошелестела она, поблескивая затухающими искорками в глазах. Почему-то перед глазами то оскаленное лицо, со столба. Лицо, похожее на Юркино.

Я сорвался с места, схватил пальцами путы, и тут же отдернул ладонь. Жжется.

Что это, черт возьми?

Как скользкие кишки. Я вытер слизистую дрянь о штаны: хорошо хоть не раздели догола, как во снах.

Тело несчастной девушки перетянуто, спеленуто этими слизистыми щупальцами. Как толстые червяки в соплях. Я схватил еще одну «кишку», потянул.