Матёрый - [19]

Он даже снизошёл до того, что попытался объяснить собеседнику, почему должно быть так, а не иначе.

Красивые обтекаемые фразы проплывали в мозгу Пафнутьева, иногда даже откладываясь там… Экологическое оздоровление промышленного мегаполиса, каковым является Курганск… Создание курортной зоны… Частичное решение жилищной проблемы…

Проект постановления исполкома… Письмо землеустроителей…

Становилось все понятнее и понятнее, яснее и яснее, а потом — оп! — сделалось совсем уж предельно ясно и понятно. В обмен на документацию кооператива и несколько автографов Пафнутьева ему прямо сегодня были готовы выдать кругленькую сумму в долларах, что составляло целую кучу настоящих, привычных денег, с которыми ходят в магазин. Кадык Пафнутьева дёрнулся так, что едва не прорвал изнутри тонкую кожицу куриной шеи. Если ежедневно брать по две бутылки водки с закуской, то этого должно хватить на целых три года! Живут ли так долго в столь сказочной роскоши? При норме — литр в день? Пафнутьев даже подумал, что ослышался, что опять в голове шарики с роликами барахлят.

— Долларов, кху? — переспросил он, едва не подавившись собственным удушливым кашлем.

— Именно, — подтвердил молодой коммерсант, нежно тронув пальчиком дужку очков. — Американских.

— А можно в рублях? — почти прошептал Пафнутьев, обмирая при одной только мысли, что сейчас сказочный мираж рассеется, обернётся фигой под носом.

— Можно! — легко согласился очкарик. — Для вас хоть луну с неба… Семьдесят пять тысяч вас устроят?

— Стоп! — протестующе воздел руки хозяин кабинета. — Борис Яковлевич! Так дела не делаются! Финансовые вопросы вы уж обсуждайте сами, без меня.

Организационная сторона дела вас устраивает, Семён Семёнович?

Пафнутьев выразил утвердительным сипением полное согласие, даже с тем, что он из Степана превратился в Семена.

Хозяин кабинета собрал брови в одну линию:

— Тогда не смею вас больше задерживать, господа предприниматели. Мне, честно говоря, сейчас совсем не до коммерции. Задолженность по выплатам пенсий в области достигла критического уровня, — доверительно говорил он, мягко подталкивая ветерана кооперативного движения к выходу. — Вот, собрал людей, будем думать-гадать, как помочь нашим старикам… Нужно ведь помогать, Семён Сергеевич, как считаете?

— Да, — откликнулся Пафнутьев, — без пенсии никак.

Да только не пенсией были заняты его мысли, забродившие на вчерашней хмельной закваске. Допустим, лихорадочно размышлял он, брать самую дешёвую водку, по двадцатке. Получается сорок рублей в сутки. На червонец — жратвы. Итого полтинник.

Пятьдесят перемножить на триста шестьдесят пять…

Не дали сосчитать. Вежливо повели прочь из кабинета, помогли спуститься вниз по лестнице, потом в машину усадили, потом высадили, и снова — ступеньки, теперь уже ведущие вверх.

Пятью триста — будет полторы тысячи, соображал Пафнутьев. Ежели добавить нолик, а потом ещё приплюсовать три сто, то в год выйдет…Что за наваждение? Он с недоумением уставился на драную обивку собственной двери, к которой его доставили безымянные дюжие молодцы, назначенные в провожатые коммерсантом в золочёных очечках. Документики, дядя, напомнили ему. Мы за документиками приехали.

Только и успел Пафнутьев, что опрокинуть по-походному стопочку на кухне, как опять подхватили его вместе с картонкой с кооперативными бумагами, опять усадили в машину, опять повезли.

Из пенсии можно будет платить за квартиру и собирать помаленьку на зимнее пальто. А 18 250 рублей — это святое, это годовой пропиточно-прожиточный минимум. Семидесяти пяти тысяч должно хватить на целых четыре года безбедной жизни, и ещё 2000 останутся на чёрный день. А если сократить расходы на питание до самого минимума, который называется килька с хлебом, то…

При чем здесь театр оперы и балета? — досадливо подумал Пафнутьев, которого снова сбили со счета, предложив живенько выгружаться у знакомого всем жителям города здания, принадлежавшего фирме «Самсон». А когда он сообразил, куда его привезли и зачем, то помчался вперёд вприпрыжку, изнывая от желания поскорее обменять пыльный картонный ящик на новенькие бумажные купюры.

К его удивлению, никаких балерин внутри здания не наблюдалось. У здешних лебёдушек юбчонки оказались чуточку подлиннее балетных, зато — в обтяжку, на манер гондонов, которыми Пафнутьев в последний раз пользовался лет десять назад. Испытывая от мелькания их попок лёгкое головокружение и истому, Пафнутьев, как сомнамбула, послушно шёл куда говорили и поворачивал где требовалось.

И ждала его комната с обширным чёрным столом, на который двое провожатых водрузили пафнутьевский короб — такой большой и внушительный в сравнении с брикетиком сотенных, улёгшимся рядышком. И сидели в комнате три человека, представившихся Пафнутьеву нотариусом, юристом и бухгалтером. Под их присмотром волеизъявление двух юридических сторон было должным образом зарегистрировано и оформлено.

Все были довольны итогами этой встречи. Даже два молодца среднеазиатской наружности, намаявшиеся с Пафнутьевым и его коробом. Когда им было поручено доставить кооператора домой, они украдкой переглянулись, и один провёл ребром ладони по горлу. Пафнутьев этого жеста не заметил, а если бы и заметил, то списал бы на желание молодца поскорее выпить. Сам он ведь прямо-таки изнывал от такого желания.