Матани - [11]

– Как в школе? Четверть на отлично получается закрыть?

Я кивнул, доедая фасоль, по прежнему не глядя на него.

– Послушай, – папа отодвинул тарелку и обратился к маме. – Может, давай купим ему тот пистолет, с пульками?

Я быстро посмотрел на него и отвел взгляд.

– Да, – поспешно сказала мама, – конечно, давай купим, раз четверть на отлично закрывает. Сходим на днях в универмаг? – обратилась она ко мне.

Я исподлобья посмотрел на маму. Значит, папа рассказал ей, что произошло днем, и теперь они вдвоем пытаются умаслить меня. Я грезил игрушечным оружием, знал назубок все модели, которые продавались в универмаге, и особенно не мог дождаться, когда мне купят пистолет «Вальтер ПП». Но прощать папу все равно не собирался.

Я отодвинул тарелку, слез со стула и сказал:

– Спасибо. Да, пойдем.

Я доделал уроки, почистил зубы и улегся в кровать с книжкой. Сестренка в соседней кровати негромко играла с куклой, когда зашла мама и потушила свет со словами «Пора, детки. Спокойной ночи».

Я достал из под подушки заранее припасенный фонарик.

Сестренка прошептала:

– Сердишься на меня?

Я промолчал, и она захихикала:

– Опять читать будешь под одеялом? Ну ладно, не бойся, никому не скажу.

Я немного почитал «Остров сокровищ», потом потушил фонарик, отложил книжку и завернулся в одеяло. «Вальтер ПП»! С раннего детства я не признавал никаких игрушек, кроме ружей и пистолетов, и мог часами сидеть в воображаемых засадах и изображать из себя охотника. Папа не разделял моего увлечения, вообще у него был какой то бзик против охоты и оружия. Может, из за того, что в войну погиб его отец, может, просто боялся оружия, не знаю. «Уж если и охотиться на живность, – говорил он, – то только с фотоаппаратом». Но с другой стороны, папин младший брат, мой дядя, – он охотник. Да и многие у нас занимаются охотой, благо в лесистых предгорьях кто только не водится – волки, лисы, зайцы, медведи, козлы и кабаны. Моей мечтой было побывать на охоте, и дядя как то даже хотел меня взять с собой, но папа категорически запретил это делать и даже поругался с братом. Ну что это за мужчина, который оружие не может взять в руки? Трус, одним словом.

Мысли вернулись к посланию для Грзо. Как быть с запиской? Синеглазый зек ведь недаром делал знаки, он кинул мне матани, чтобы я отнес послание Грзо. Но почему я? Что я отвечу, когда он выйдет из тюрьмы, найдет меня и спросит, почему я не выполнил его просьбу? Или Грзо каким то образом прознает, что записка была у меня? Я перевернулся на другой бок. Интересно, что там написано? Очевидно, что то очень важное, иначе зачем было зашифровывать? А вдруг там написано про какой-нибудь клад? Синеглазый понял, что ему не удастся сбежать из тюрьмы, и решил рассказать Грзо, где он спрятал клад? В другое время я бы рассказал папе и он посоветовал бы, что делать, а возможно, и расшифровал бы записку… Но теперь об этом нечего было и думать. Может, к дяде пойти? Поразмыслив немного, я отмел и эту мысль. Записка ведь секретная, и значит, никому из взрослых ее нельзя показывать. Да и вообще никому… Только Грзо. Я еще немного поворочался и уснул.

Весь последующий день я только и делал, что ругал себя за нерешительность и собирался с духом, чтобы пойти к дому на горе. Вначале я решил, что пойду туда в пятницу, через два дня, потом подумал о том, что сведения в записке могут носить срочный характер, вдобавок стал понемногу презирать себя за трусость. Так что в среду, придя домой после школы, я бросил портфель, наскоро перекусил бутербродом с сыром и помидором, переоделся, сунул в карман леденец и направился к верхней, разрушенной части города.

К дому на горе можно было добраться и в обход старого города, но это заняло бы полдня, не меньше. После землетрясения, случившегося много лет назад, власти решили отстроить город внизу, а завалы почему то не убрали, отделавшись проволочным забором и надписями «Не входить! Опасно для жизни!». Сюда даже отчаянные мальчишки старались не ходить в одиночку, так как место было по настоящему жутковатым. Полуразрушенные искореженные здания с плесневелыми стенами, хаотичные нагромождения бетона с торчащей проржавевшей арматурой, поваленные фонарные столбы и линии электропередач среди высоко разросшейся травы и колючих кустов. Кое-где затопленные участки, проросшие по периметру камышами. И постоянная, звенящая тишина. Таблички с запретительными надписями нас, мальчишек, конечно, манили, и мы неоднократно пробирались в старый город. Но делать тут было нечего, ни разгуляться, ни поиграть толком, так – только нервы пощекотать.

Солнца с утра не было, низкие сгущающиеся облака грозили пролиться дождем. Я пролез в лаз в заборе и пошел вдоль него до одноэтажного здания больницы, точнее, стен, оставшихся от нее. Затем перебрался через болотистую заводь, используя поваленный деревянный столб, балансируя и стараясь не смотреть на темно зеленую жижу под собой. Дальше пришлось выбирать, как пройти к подножию горы, – либо пробираться сквозь колючие кусты и высокую траву с крапивой, либо прыгать по балкам и грудам бетонных панелей. Я выбрал второй вариант. Как всегда, тут было очень тихо, только жужжание насекомых и стрекот кузнечиков, юркие ящерицы то и дело стремительно пробегали под ногами. Когда я преодолел все завалы и вышел на едва заметную горную тропу, солнце слегка показалось из за туч, словно в награду за пройденный трудный этап.