Мат красному королю - [4]

Бишоп не торопясь добрел до стола и уперся руками в край, выискивая среди безделушек свою пенковую трубку. Набивая ее табаком, он пробормотал, не поднимая глаз:

— Мне нравится этот фартук. Очень милый.

— Спасибо, Хьюго.

Она двинулась с тряпкой через комнату к роялю «Бехштейн». Этот фартук с цветочным узором мисс Горриндж разыскала вчера в магазинчике на дальней улочке, где ему не знали цены. Он был сшит из бирманского шелка и стоил пять шиллингов. Продавец называл его «передником». Она чувствовала себя скупердяйкой, когда покупала его.

— Что ты сделал с машиной? — спросила она. — Крыло поцарапано.

Он сидел в резном кресле за письменным столом, откинувшись назад и следя за солнечным зайчиком, поселившимся в викторианском стеклянном пресс-папье.

— Задело рикошетом.

— По чьей вине?

— Другого парня.

В комнате прозвучало тусклое «ля», когда мисс Горриндж стала протирать клавиатуру.

— Ты записал его номер?

— Да.

Она закрыла крышку и взяла вазу для цветов.

— Мне не нравятся вмятины на твоей машине. Потребуй с него хорошую компенсацию.

Вернувшись через полчаса, она застала его все так же сидящим в кресле с рассеянным видом.

— Ты позавтракал, Хьюго?

— А?

— Зав-трак, — мягко повторила она. — Съел что-нибудь?

— Нет.

Мисс Горриндж, покачав головой, снова вышла. Он был в «глубоком трансе», так теперь называлось его настроение. Оно случалось обычно после бессонных ночей. В таком настроении он становился неодушевленным предметом, частью обстановки. Если так продлится до обеда, она смахнет с него пыль тряпкой и оставит до завтрашнего утра.

Бишоп был таким и в обед, но мисс Горриндж принесла с собой дневную газету и рискнула прервать его размышления.

— Хьюго.

— М-м?

— Этот человек — Брейн.

Она уселась за свой письменный стол возле стены. Порядком и тщательностью он так отличался от стола Бишопа, что вряд ли можно было называть одним словом два таких разных предмета.

— Кто? — переспросил Бишоп. Пепел упал с его трубки на брюки. Он осторожно собрал его.

— Дэвид Брейн. Покойный.

— Я его не знаю, — раздраженно ответил Бишоп. — К тому же, раз покойный, то поздно о нем и говорить.

Она принялась читать газету вслух:

— Сегодня рано утром на повороте дороги на Нолл-Хилл, графство Суррей, занесло машину марки «вентура», и она разбилась, упав с крутого склона. Единственным пассажиром в ней был водитель, Дэвид Брейн, тридцати пяти лет, директор компании. Смерть наступила мгновенно. На место происшествия — это один из самых опасных холмов северо-восточной Англии — полицию вызвал водитель другой машины, которую «вентура» слегка задела, когда ее вынесло с дороги. Это восьмая авария на Нолл-Хилл в нынешнем году, причем вторая со смертельным исходом.

Когда мисс Горриндж закончила, Бишоп сказал:

— А-а. Вот как, значит, его звали. Я не знал.

— Не об этом ли ты думаешь все утро, Хьюго?

— Полагаю, об этом, да. — Голос его звучал более определенно. — Хотя нет никаких оснований. Это действительно похоже на несчастный случай.

— А ты сомневаешься, что произошел несчастный случай?

— У меня нет оснований сомневаться. Вообще нет оснований думать об этом. — Он дотронулся до резного орнамента на столе, следя, как отражается в нем солнечный свет. — Но есть тут что-то странное. Как ты догадалась, что я имею к этому отношение?

— По дороге домой ты не мог миновать Нолл-Хилл. Время тоже совпадает. К тому же у машины помято крыло. Ты был тем водителем, который вызвал полицию?

— Да.

Бишоп встал и принялся бродить по комнате, рассказывая о происшествии на холме. Несколько минут было тихо, потом мисс Горриндж сказала:

— Больше всего тебя интересует женщина.

— Верно.

— Какая она, расскажи поподробней.

— Жестокая. Холодная и жестокая. Не знаю, насколько близко она была знакома с этим человеком — Брейном?..

— Дэвид Брейн.

— Но даже если бы она его совсем не знала, должна же была авария как-то потрясти ее. Это было бы естественно. Но что бы там ни происходило у нее внутри, в глазах не отразилось ничего.

— А что было в глазах?

— Секс.

Вера Горриндж обратила к нему вопрошающий взгляд.

— Секс?

— Секс и ничего больше. Думаю, для остального просто не остается места.

— Не хочешь ли ты сказать, что она соблазняла тебя фактически возле трупа?

Бишоп взял в руки книгу и заглянул в нее.

— О, нет. Но глаза, словно ядовитые орхидеи, понимаешь? Глубокие и мерцающие. Глаза нимфоманки.[2]

— Если бы на ней были галоши и пенсне, — осторожно заметила мисс Горриндж, — тебя так же интересовала бы эта авария?

Бишоп отложил книгу и встал, покачиваясь с носка на пятку.

— Нет. Думаю, крушения вообще бы не было, носи она галоши и пенсне. У таких женщин иная природа. Ты понимаешь, о чем я говорю, Горри?

— Ты хочешь сказать, что в такого рода ситуациях встречаются определенного типа женщины?

— Правильно. Нимфоманки подобны невзорвавшейся бомбе, и мужчины приходят в такое неописуемое возбуждение, что либо бегут от них сломя голову, либо пытаются достать из них взрыватель. — Он задумчиво посмотрел на мисс Горриндж. — Жаль, что тебя там не было. Трудно передать ту атмосферу на словах. Если хочешь, можешь считать, что я влюбился в сирену, в бездушную соблазнительницу и стараюсь нагнать таинственности. Думай так, я не стану тебя осуждать.