Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад - [7]

— Да, лампа есть, — радостно кивнула Баба-Яга.

— И еще, бабушка, уважьте меня, будьте так добры, — посадите куда-нибудь под замок этих пса и кота. Пес слишком у вас агрессивный, а на кошек у меня аллергия.

Баба-Яга отвела пса и кота в чулан и сама полезла туда же искать лампу.

— Вот поди ж ты, — бормотала старуха, — я ж ее сюда ставила, на самую верхнюю полку, чтоб не достать…

Одюбон захлопнул дверь и задвинул засов. Баба-Яга с котом и псом от удивления дар речи потеряли. А потом услышали свою прекрасную Пеликаничку:

— Пожалуйста, добрый господин, не забирайте меня из этого ясного мира!

Потом резкий хлопок, словно бы из пистолета, жуткие крики изумления и боли, а потом — тишина… Пес завыл, кот зашипел. Баба-Яга что есть мочи заколотила в дверь костлявыми кулаками и пятками, острыми, как лошадиные копыта, но дверь была старая и надежная, доски почти окаменели, и одолеть ее было нелегко. Пес бросался на дверь снова и снова, царапал ее, грыз и наконец отодрал щепку, за ней еще одну. Он и сам не знал, долго ли терзал дверь. У собак ведь нет понятия о времени. Вроде бы еще вчера он был щенком и цапал зубами носок Бабы-Яги, ковылявшей по комнате, ловил бабочек и радостно скалился, когда хозяйка сажала его полетать с собой по небу в ступе (пока он не перестал в нее помещаться). Вроде бы еще вчера у него была мягкая черная шерстка, нежные розовые лапки, а зубы такие белые… а может, это завтра, а?

Все-таки пес прогрыз в двери дыру, сквозь которую сумел протиснуться. И глазам его предстала такая жуть, что он ничего не понял. Только задрожал и завыл. Прекрасную Пеликаничку проткнули железными прутьями и поставили в красивую позу, словно живую — огромные крылья развернуты, шея изящно выгнута. Но жизнь из нее ушла, глаза стали тусклые, черные, страшные.

— Образец! — закричал кот у пса за спиной. — Он сделал из нашей сестры образец!

И псу на спину посыпались слезы Бабы-Яги, тяжелые, словно градины.

Пес выскочил за дверь. И помчался по лесу. Где-то впереди тоже бежал сломя голову человек, зажав подмышкой свои презренные карандаши и бумагу. Пес то и дело оступался и дважды падал, потому что ноги у него отвыкли от таких нагрузок, а сердце кровью обливалось с горя. Наконец он бросил тщетную погоню — злодей ушел уже слишком далеко. Посидев и отдышавшись немного, пес почуял все тот же ужасный запах — мучительной смерти. Совсем рядом оказался брошенный бивак Одюбона, кострище еще теплилось. Вокруг было много спиленных деревьев, и на каждом пне — по яркой лесной птице… дрозды, жаворонки, дятлы, какие-то разноцветные узорчатые пичуги, пес даже имен их не знал. Тельца, проткнутые длинными костылями, стояли стоймя, нитки и проволока поднимали головки, крылья, хвосты. Еще ужаснее было смотреть на расчлененных птиц — у них для науки отрезали перья и лапы. Пес заскулил и бросился прочь. Долго ли, коротко ли бежал он, большое расстояние покрыл или не очень, но в конце концов вернулся к избушке на курьих ногах. Курьи ноги плакали, плакала Баба-Яга, и кот тоже плакал. Баба-Яга обнимала дочку, баюкала ее на коленях, и слезы-градины катились потоком на бурую грудь Пеликанички.

Утром кот сказал:

— Надо что-то делать.

— Сейчас опять пойду за ним и разорву на куски, — устало сказал пес.

— На кой черт нам сдался этот Одюбон, — вздохнул кот. — Что целиком, что по кускам. Нам нужна прекрасная наша сестричка Пеликаничка.

— Может, царевича Ивана позвать? — предложил пес.

— Только время попусту потеряете, — проворчала Баба-Яга. — Эвон теперь и царевна при нем, и дворец. Хоть бы вспомнил о нас когда, позвонил али написал, так ведь не дождешься. Никакого толку от него.

— Вот что, — объявил кот. — Посадим-ка мы нашу маленькую Пеликаничку в печку!

— Мою доченьку? В холодную печку?

— Зачем в холодную? — обиделся кот. — Разогреем градусов до, скажем, двухсот пятидесяти, ну и посадим… всего на полчасика.

— На полчасика? — спросил пес.

— Эта печка сто лет уж как не топилась, — сказала Баба-Яга.

Все-таки сделали они по совету кота — а что им еще оставалось?

Разогрели печку, чтобы тепло было, но не жарко, и осторожно положили туда Пеликаничку.

— Ох ты дитятко мое горемычное, — причитала Баба-Яга. — Бело личико не сожгите, красный клювик-то не сломайте.

И стали они ждать.

— Уже минуло полчаса? — то и дело спрашивал пес.

— Нет еще, — отвечал кот.

Наконец полчаса прошло, Баба-Яга открыла заслонку, и Пеликаничка, прекрасная как прежде, вышла оттуда и упала в их объятия. Живая.

После того случая Баба-Яга, как и прежде, летает по небу в своей ступе, управляя пестом. Только вместо помела возит с собой ту самую вторую лампу, которая освещает то, что люди не знают, не стремятся или не хотят знать. Если ей случается встретить человека, она спускается и светит лампой над ним — и тогда он видит, какие удивительные птицы и звери живут на земле, как бесценна их неповторимая таинственная красота, и понимает, что вредить им просто недопустимо, потому что они дороже старых замков или золотых каменьев, добытых из-под земли.

Правда, Бабе-Яге удается просветить всего несколько человек за день.

Однажды она осветила лампой семерых, но обычно ей попадается гораздо меньше народу.