Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад - [21]

После разговора о фото с кошкой, когда Нелсон защищал Лючию, я подумала, как сильно изменилась бы сказка, если бы Хансель оказался в сговоре с ведьмой. И когда Лючия вышла из студии и воскликнула:

— Детки, да вы, наверно, есть хотите! Сейчас приготовлю курицу с грибами, — я, должно быть, побледнела, потому что наша хозяйка добавила: — Смотри, Нелсон, твоя подруга чуть не помирает с голоду.

— Нет, — ответила я, — вовсе нет. Со мной все в порядке, совсем не хочется есть.

В столовой на столе сидела Гекуба и лизала кусок масла. Лючия зарылась носом в черный мех и поставила кошку на пол, всю ее расцеловав. Затем открыла бутылку вина и вынула два стакана.

— Из винной лавки штата, — сказала она. — Вы только представьте себе! Мне кажется, это для того, чтобы следить, сколько и что именно мы пьем. А теперь садитесь. На кухне я становлюсь совершенной дикаркой. Просто маньячкой. Так что берегитесь.

С этими словами Лючия принялась сновать туда-сюда, резать, помешивать, жарить и парить.

— После ужина позвоним Марианне, — сказала она. — Когда у нас семь, в Индии, кажется, девять.

Потом она полезла куда-то наверх и достала большую аптекарскую банку с чем-то вроде сушеных ящериц.

— Мои грибочки, — проворковала Лючия. — Красавцы мои! Так бы все и перецеловала. Этот год был просто потрясающий. Сегодня я приготовлю с курицей, наверное, видов восемь грибов, которые весной принесла из лесу.

— А вы… хорошо разбираетесь в грибах? — Дрогнувший голос меня все-таки выдал.

Лючия рассмеялась:

— Нелсон ест мои грибочки не первый год и видите — жив-здоров. Не волнуйтесь, я посылаю в Вашингтон на анализ споры от каждого найденного гриба. Никто не знает, что так можно делать, но это единственный способ обезопасить себя. Вот один мой друг всю жизнь собирает грибы, но прошлой весной съел что-то вроде вполне обычное и едва успел позвонить в токсикологический центр, пока совсем не потерял чувствительность в…

— У меня есть идея, — перебил Нелсон. — Давайте сначала покормим Полли и сутки понаблюдаем, выживет или нет.

Наверное, меня ободрила бы эта милая шутка, которую могут себе позволить только счастливо женатые пары, если бы я всерьез не подозревала, что эти двое вполне способны сидеть за столом, трепаться об исследованиях Нелсона и проектах Лючии, время от времени проверяя, не померла ли я после ужина. Хотя… отравление грибами по крайне мере освободило бы меня от поездки в город и разговора с Марианной.

К еде мы все же приступили вместе, это обнадеживало, и ужин был так хорош, что никому уже не было дела даже до его смертельной опасности. Нелсон сидел напротив, спиной к окну, и за едой я часто отвлекалась на чьи-то черные тени, мелькавшие за стеклом.

— Что это за птички там? — спросила я наконец.

— Летучие мыши, милочка, — сказала Лючия. — Правда, у меня мышки особенные. Обычно они пищат, ну, знаете, как обычные мыши. А мои мяукают, как котята. Правда, Гекуба, любовь моя? Покажи ребятам, как наши мышки разговаривают.

Лючия не помнила, заправлена ли у нее машина, поэтому мы сели в «фольксваген» Нелсона, где в багажнике еще валялись наши спальные мешки. Я предложила Лючии сесть впереди. А она вдруг взяла и согласилась. Потом мне приходилось встречать людей, которые ловят вас на простую вежливость: это такая злобная детская уловка, на которую попадаешься снова и снова. Я втиснулась на заднее сиденье — ну и черт с ними, хотя бы смена обстановки.

Лючия скользнула на переднее.

— Не верю я в ремни безопасности. По-моему, это фашистский заговор.

И перед моим мысленным взором разыгрался мрачный сценарий. У Нелсона случается «период», Лючия не пристегнута… Стала ли эта картина еще ужаснее от того, что я втайне желала увидеть ее наяву? Я сидела на заднем сиденье, как надувшийся, обиженный ребенок. Воображала всякие гадости про Нелсона с Лючией — наверняка же их связывает не только Марианна. По характеру оба они разрушители, им нравится уничтожать чужую радость, нравится заставлять вас ненавидеть то, что вы иначе бы полюбили — Моцарта, васильки, грибы, вкусную еду… а если о Нелсоне, то всю мою жизнь.

На какую-то долю секунды я пожалела Марианну. И вдруг перепугалась до полусмерти — я одна, брошена на милость Лючии и Нелсона, как героиня триллера. Как Ингрид Бергман в «Дурной славе», в лапах Клода Рейнза и его злобной матери в Южной Америке. Однако Лючия с Нелсоном отнюдь не замышляли убийство. Им достаточно было лишь обидеть меня посильнее. Хотя я — ни тогда, ни сейчас — не знаю наверняка, понимали они это, думали о чем-то подобном вообще или нет.

Был теплый июльский вечер. Мы ехали вдоль реки, мимо водопада. На нас летели брызги света и воды, бусинами покрывали машину. Впереди расстилалась долина, разворачивались поля, утыканные сараями, силосными башнями, фермерскими домиками и огородами: тихие фасады, за которыми люди и домашние животные, должно быть, ужинают… где-то внутри, спрятанные от золотого закатного света.

— Смотрите! — воскликнула я, хотя Нелсон и Лючия уже повернули головы к яркому клину солнца, который падал на землю из высокого облака.

— Говорят, что я все выдумываю, — сказала Лючия, — но я точно знаю, у меня паранормальные способности. Вчера утром проснулась — и точно знала, что поговорю с Марианной, хотя, господи боже мой, последний раз мы с ней разговаривали в начале весны. А в тот раз, когда она отравилась газом у тебя дома, Нелсон, я была на вечеринке в Манхэттене, и как раз, когда моя дочь хотела себя убить, я вдруг грохнулась в обморок и заблевала весь стол.