Мать и мачеха - [5]

Я хотел отправиться вместе с саперами на лед, где разведчики проверяли щупами: не заминировано ли озеро? Не разрешили. Сосредотачивались скрытно, боясь выдать свой замысел и считая, что немцы в такой морозище не высунутся из изб и укреплений. "Наша сила -- внезапность!" -- сказал командир дивизии.

В темноте, перед рассветом, два пехотных полка бесшумно спустились на лед. Снегу навалило по колено. Поползли, проваливаясь в снег, к противоположному берегу, и, когда солдаты оказались посередине озера, взлетели немецкие ракеты. Стало светло, как днем. Ожили "спавшие" немецкие опорные пункты. Я не могу вам рассказать, какие страшные крики, какой стон стоял надо льдом тихого озера Волго. Нас расстреливали почти в упор. Сверху, с крутого берега, били и орудия и пулеметы; кромешный ад!

Дали приказ отступать, но солдаты не могли даже головы поднять.

Тех, кто пытался спастись бегством, срезали пулеметным огнем.

Рассвет обнажил картину, которую не забуду до конца дней своих. Такое видел за войну лишь дважды. Здесь и на Брянском фронте, где погибали тысячами... На поле боя распластались серые скрюченные фигурки, которые засыпало снегом. Некоторые вмерзли в искореженный снарядами лед.

Стоны, проклятия слышались весь день, но тех, кто пытался добраться до раненых, убивало, едва они вступали на лед.

Когда после войны слышал по радио, как мастера художественного слова читали из Некрасова: "Выдь на Волгу! Чей стон раздается над великою русской рекой...", я выдергивал радиошнур из розетки. Стон звучал у меня в ушах.

Такое, наверное, и Некрасову не снилось. Чтоб от немецких снарядов, да на Волге!...

Лишь когда стемнело, мы смогли вытащить раненых и убитых. Оказалось, на льду полегла треть солдат из двух наступавших полков...

Командующий армией требовал наступление продолжать. На этот раз наступали не в лоб, а на стыке между опорными пунктами. Нашли у немцев уязвимое место. Как тут не найти, когда они обнаружили все свои огневые точки. Всю ночь постреливали трассирующими пулями... Третий полк, последний полк дивизии, простоявший первую ночь в резерве, пошел в наступление с вечера. Как только стемнело. И в ночном бою прорвал оборону. Дрались штыками, ножами, стреляли в упор. Озверело дрались, в ярости... В этот прорыв хлынула вся дивизия. Опорные пункты немцев было приказано оставить в тылу. Не ввязываться в бой с ними, не замедлять наступления.

Танки вырвались на противоположный берег и мололи все, что попадало под гусеницы. Людей, машины, орудия, каски. По дорогам чернели навороченные груды металла, сгоревшие машины. Обычный позднее пейзаж немецкого бегства...

Побежали немцы и из опорных пунктов. А куда бежать? На те же дороги...

Танки прошли, а наш гаубичный полк не может двинуться за танками. Машины с продовольствием увязли сразу. Я -- дивизионный инженер, я отвечаю за дороги.

А дорог нет. Проселки -- горы развороченного танками оледенелого снега. Саперы идут с войсками, порой впереди войск. Чистить дороги некому. Получаю приказ: на очистку дорог мобилизовать все местное население. Ох, нелегкая это работа! Не работа -- горе одно. В домах остались старики да женщины с детьми. Кого мобилизовывать?.. Вышли кто мог и кто не мог. С лопатами, ломами, кирками... Кому не в чем было выйти, снабдили солдатскими ватниками. Подоспели тут и красные ботинки огромных размеров. Из Америки, кажется. Бабы наворачивали на ноги солдатские портянки, половые тряпки и -- ноги в ботинки.

Крестьяне выручали не только на дорогах. Подкармливали нас мороженой картошкой. Мы бы, наверное, подохли без наших деревенских кормильцев. Тылы не поспевали, даже если не было заносов. Сухари, мороженая картошка да иногда каменное мороженое мясо артиллерийских лошадей, павших от обстрела, -- тем и были живы. Конское мясо было деликатесом. "Татарами мы были, татарами и остались", -- смеялись бойцы, раздирая зубами куски льдистой конины.

Мы шли двадцать один день, не останавливаясь. Казалось, это было триумфальное шествие. По двадцать километров в день. Отходившие немцы задерживались в лесах, устраивали засады и убивали наповал целые роты. Начали взрываться под ногами и мины. Саперы снова вышли вперед... Захватили Демидово, Смоленской области. Вышли к городу Велиж, на Западной Двине. Появилось Витебское направление, хотя до Витебска оставалось еще километров 150. Однако Москва была теперь в относительной безопасности.

А для дивизии наступили лихие дни. Она растянулась на 20-- 25 километров. Солдаты боевого охранения находились друг от друга на расстоянии более ста метров. Правый фланг -- по Западной Двине -- оголился: другие фронты не смогли прорваться так далеко... Надо было срочно зарываться в землю. Никаких землеройных машин не было. Взрывали замерзший слой земли толом, а затем в ход шли лопаты. Не хватало снарядов. Танки стреляли болванками. А тут еще командир дивизии совершил глупость, которая на войне стоит дорого... Надо было удержать большое село Рацковицы, на высоте, господствующей над местностью, -- послали не минометную роту, которая обезлюдела, не стрелков, а первых, кто попался под руку, -- роту моих саперов, у которых не было даже станкового пулемета. Я сказал в сердцах командиру дивизии, что его поведение "выходит за рамки", -- это не помогло ни мне, ни моим саперам, полегшим наполовину. Я пожаловался начальнику инженерных войск и командующему армией генералу Курасову.