Мастерская отца - [19]

— Не обеспокою?

— Что вы! — воскликнул Володька. — Очень рад. Думаю, что время пролетит быстро… — И подражая ему, добавил: — Ага!..

Учитель Митя засмеялся, торопливо полез в карман пальто, достал мятый носовой платок, долго гудел и свистел в него носом, отчего стоявшая рядом спутница директора Дома культуры морщилась, вытягивала губы трубочкой, задерживала дыхание, опасаясь, что ее непременно заразят гриппом.

— Сегодня был напряженный день, — убитым голосом произнес учитель Митя, пряча платок в карман. — Прямо с экзаменов — сюда.

— Если не секрет, конечно, то какой предмет сдавали? — спросил Володька.

— Да какой же тут секрет! — воскликнул учитель Митя. Он уже устроился, расположился и стоял теперь лицом к Володьке, придерживаясь за спинку сидения. — Научный коммунизм сдавали, ага! Теперь госэкзамены и все — отмучился!

— Без вас и уроков не было, — сообщил Володька. — Один раз железо грузили на машины, а второй раз — сочинение писали. Тренировались, значит, к экзаменам… Директор даже сказал, что те, кто курит, могут выйти на улицу…

— А вы что же, курите? — с любопытством спросил учитель Митя.

— Как и всякий настоящий мужчина! — усмехнувшись, ответил Володька.

— Хм! — сказал учитель Митя. — Запретить не могу, но не одобряю, ага. Вред для растущего организма… Мозг, говорят, никотин сушит…

— И убивает одну лошадь и сто кроликов… Тоже мне учудили…

Учитель с усмешкой качнул головой:

— Никогда бы не подумал, Картошкин, что вы такой веселый и общительный собеседник.

— А с чего вы решили, что я, как парадный мундир — строгий и внушительный?

— Ну, это… там, — засмущался историк. — Я этого спрашивал. Военрука. Ага! Он говорит — вам по уставу положено…

И тут как-то разом своим умом дошел Володька Картошкин, что не только они там в своем десятом классе измывались над учителем Митей… Он отвернулся, уставившись в окно, за которым мелькали в косых стрелках весеннего холодного дождя дома, светофоры, троллейбусы, машины, отдельные деревья и люди — тоже отдельно.

Долго ехали по городу, останавливаясь на красный свет светофора, попадали в пробки на узких улочках, прежде чем выбраться на загородный асфальт. Автобус пошел стремительней и ровнее, но все почему-то кренился на правый бок, и от этого Володька напрягался и вздрагивал.

…Учитель Митя появился у них в классе неожиданно. Он остановился в дверях с журналом и коротенькой деревянной указкой. Володька Картошкин почему-то обратил внимание на указку — серую, грязную. Должно быть, она очень долго лежала где-то в дальнем, темном углу учительской комнаты, прежде чем попасть в руки к этому незнакомцу.

Володька резко вскочил, оттолкнув ногой стул, и выкрикнул протяжно и зычно:

— Взвод, встать! Смирно!

По поручению военрука он с девятого класса исполнял обязанности командира взвода на уроках военного дела.

Пришедший смущенно глянул на Володьку, который изобразил на своем лице строгую уставную мину, и залепетал:

— Ну, что вы? Совсем не нужно этого…

Под кокетливые смешки Володькиных одноклассниц он прошел к учительской кафедре. Остановился и шумно вздохнул.

— А что вам, собственно, угодно? — бесцеремонно спросил его классный эрудит Прохор Шерстобитов.

— Я, собственно, учитель, историк, — смущаясь, ответил рыжий незнакомец. — Митькин. Борис Сергеич, вот…

…Люди в автобусе поутихли. Лишь на задней площадке девушки из кооперативного техникума и какой-то длинноволосый парень слушали кассетный магнитофон. Парень казался знакомым, но Володька никак не мог вспомнить его.

За окном, по которому длинными косыми полосами сбегали дождевые струйки, мелькали голые березовые колки, поля с черной мокрой пашней и бурой стерней, черные кусты.

И вдруг какой-то тревожный шепоток пронесся по автобусу. Володька снова бросил взгляд за окно: там была мокрая, зеленовато-бурая степь. Места знакомые — километров десять до Каменки, но автобус катил медленно, все тише и тише, и вот — совсем стал.

— Бензин кончился! — объявил Димчик.

— Дорога грязная, застрянем! — членораздельно произнес водитель, не оборачиваясь.

Это негромкое рассуждение могло означать лишь одно — остаток пути всем пассажирам придется идти. «И зачем меня в город потащило?» — тоскливо подумал Володька.

— Вперед, дядя! Без страха и сомненья! — энергичный Димчик первым очнулся от тревожной задумчивости. — Наша Каменка, как Москва, только дома пониже да асфальт пожиже.

Его поддержал общий одобрительный шумок:

— В случае чего подтолкнем, товарищи?!

— Вытолкают! — надрывался Димчик. — И бульдозера не надо, вытолкают! Мужики в Каменке здоровые, сало трескают!

С сомнением покачав головой, шофер решился. Автобус пошел медленнее, рывками, и теперь его крен казался Володьке Картошкину особенно сильным и страшным. Он чувствовал, как обмирает его сердце при каждом толчке, но по-прежнему думал о своем: надо было ему остаться там, дома, проследить, чтобы родитель не отколол какой-нибудь номер… Пьяный Картошкин не буен, а даже весел и счастлив оттого, что вино вот так неожиданно смягчило его жизнь. Но знал он и то, что в некоторые запойные дни отец становится злым и молчаливым, и тогда к нему страшится подойти даже Миня… Упившись, Валентин Иваныч время от времени вспоминал свое армейское прошлое. На действительной он служил в десанте. Увлекшись, Картошкин срывал с головы кепку или шапку (в зависимости от сезона) и с силой хватал ею оземь. Если же не было головного убора, то он брал с оцинкованного бачка алюминиевую кружку… Володькин братишка всегда сосредоточенно внимал родителю, и едва головной убор ударялся об пол, тут же приносил его увлеченному Валентину Иванычу. Впрочем, кружки он не приносил. Посуда гремела, и Миня пугался…